Лида родилась в 1972 году. Отец погиб в Египте при разминировании. Герой?

Мама родилась в 1975 году, когда бабушка работала во Вьетнаме. Отец – офицер. Жив?

Тетя Маруся родилась в 1937 году. Она старше бабушки на четыре года.

Дядя Гена родился где-то на границе 1970–1971 годов (нужно уточнить у него.)

Тетя Вера? (Уточнить, в какой партии она состояла.)

Я родилась в 1998 году. Мне 13 лет. Папочка – черная дыра во Вселенной.

И тут я впервые задумалась: а какой он, МОЙ ОТЕЦ? И мне захотелось что-нибудь о нем узнать. Но лучше пока я о своем желании промолчу.

Я посидела, подумала и решила, что не буду я описывать всю нашу нелепую семью, на радость Вере Александровне.

На половине страницы я перечислила бабушкины награды и «горячие точки», где она их заработала.

Сочинение получилось суховатым, вроде подстрочного перевода с английского. И я подумала, что неплохо бы украсить все эти скудные сведения эпиграфом, и пошла к маме за советом.

– Не мешай: я работаю! – не поворачивая головы, сказала мама.

– Ну, мам, мне очень нужен эпиграф к бабушкиной биографии. Подскажи! – канючила я.

– «А сейчас мы отрежем ему ногу-у!» – пропела она. – Это из оперы про летчика Маресьева! Классика!

Я посмотрела на ее затылок, где озорно торчал короткий, схваченный резинкой кудрявый хвостик, как у йоркширского терьера, и, вздохнув, вышла.

Этот выстраданный опус получил кислое «три» за недостаточное раскрытие темы и скудный объем.

У нас в кухне на окне стоял огромный горшок с кринумом. Один раз в год, зимой, из луковицы сбоку от гигантской розетки с листьями появлялся цветонос, на котором потом распускались шесть шикарных бледно-сиреневых цветов. И вся кухня наполнялась чудесным ароматом, чем-то похожим и на ваниль, и на розу. Все восхищались, нюхали цветы, и к нам специально приходили гости – понюхать и посмотреть наш кринум.

Но все остальное время года бабушка ругалась, что этот цветок полностью закрывает окно и лишает кухню света. И однажды она позвонила в Ботанический сад и попросила его забрать.

Когда я вернулась домой из школы, то обнаружила пустой подоконник.

Я расстроенно молчала, а бабушка мне рассказывала, что сотрудники, приехавшие забрать цветок, сказали, что это не кринум, хотя она точно знает, что это он: в нашей старой энциклопедии 1903 года это растение и описано, и нарисовано! Просто эти сотрудники сами ничего не знают.

Так она обиженно бухтела, но думаю, что ей тоже было очень жалко цветок, который еще и обидели напоследок.

Света стало больше, но кухня очень осиротела, и я решила купить в цветочном магазине какое-нибудь небольшое растение. Хотя это подло – менять друзей.

В магазине я долго разглядывала горшки с цветами и остановилась на скромном декоративном растении с четырехгранными побегами и красивым названием: «стапелия пестрая». Унылая продавщица задумчиво сказала, что оно не разрастается вширь и даже цветет, ткнув крашеным ногтем в бутон на конце побега.

Через неделю, убегая в школу, я увидела, что, наверное, уже сегодня бутон раскроется.

Вернувшись из школы, я застала на кухне всю семью и страшный разгром.

Мебель была отставлена от стен, а Лида курила и давала советы взмыленным дяде Гене и маме, которые отодвигали от стены буфет. Бабушка «страховала» буфет от падения, поскольку его двигали вместе со всей посудой.

Мне они очень обрадовались как дополнительной рабочей силе и потребовали включиться в танцы вокруг буфета.

– А что случилось? Вы уронили за буфет бабушкину пенсию? – Мне очень хотелось есть, а тут такое!

– Бабушка утверждает, что за буфетом скончалась мышь! – хмыкнула Лида.

Не дав времени на осмысление информации, бабушка скомандовала:

– Нужно найти эту мышь, а то мы задохнемся! Сашка! Ты еще не принюхалась к смраду! Определи, откуда исходит зловоние!

И все с надеждой уставились на меня.

Я было возмутилась, что мне отвели роль собаки-ищейки, но решила с сумасшедшими не спорить – это опасно для жизни – и стала втягивать носом воздух.

Запах действительно был омерзительный. Мышь, видно, сдохла давно (как говорила наша дачная хозяйка Клава, вылавливая очередную вздутую мышь из колодца: «Мышка спортилась!»), но шел он вовсе не из-под буфета…

Все время принюхиваясь, я двигалась по кухне под напряженные взгляды окружающих и – о ужас! – наконец поняла, откуда исходит этот кошмарный запах… На окне сиял огромный, сантиметров десять в диаметре, великолепный бархатный желто-пурпурно-черный цветок и также «великолепно» вонял! Этот красавец испускал отвратительный запах падали…

Проследив за моим взглядом, все подошли поближе и молча уставились на мое приобретение.

– Ну конечно, это только Сашка могла… – завела мама свою любимую песню.

– Убить мало! Столько времени ухнули, а еще всё по местам расставлять! – злилась Лидочка. – Ее нужно без обеда оставить!

– Семейный розмарин! – заржал дядя Гена.

– Кринум вам не нравился! Сами виноваты! Откуда я знала, что он так воняет! – сказала я, забирая «сокровище» к себе в комнату.

То-то у продавщицы глазки бегали! А как она радовалась, когда я купила этот цветочек!

К вечеру все успокоились, а потом еще долго смеялись над «сдохшей мышью под буфетом».

На выходные бабушка все-таки решила осуществить «вывоз ребенка за город – дышать воздухом». Наши с мамой слабые возражения она сразу отмела, и в воскресенье мы все в десять утра загрузились в переполненную электричку.

День был промозглый, освещенный тусклым зимним солнцем. Куда все дружно ехали в этой электричке – сказать трудно, но, протискиваясь между сырыми рюкзаками и сумками, остро пахнущими разной снедью, мама с бабушкой сумели найти места. Мне же пришлось стоять.

Сзади на меня напирала какая-то громадная тетка, с боков я была сдавлена дедушкой с двумя мешками и подростком с рюкзаком.

В Озерках в вагон влезло еще больше людей, и стало просто невозможно дышать. Ну прямо великое переселение народов! Я с грустью вспомнила свой диван, компьютер. Даже домашнее задание по литературе захотелось сделать. И мне стало очень тоскливо.