— Я неукоснительно придерживаюсь трех железных правил, о которых обязательно сообщаю клиентам.

И для наглядности Арджент принялся загибать пальцы, начав с того, которым нажимают на спусковой крючок.

— Во-первых, я не запугиваю, не калечу, не насилую и не пытаю, а казню. Во-вторых, не оставляю рукописных или других сообщений, подсказок или издевок в адрес полиции или кого бы то ни было еще. И в-третьих, не убиваю детей.

Дэшфорт на мгновение забыл о страхе, и его тонкие сухие губы сложились во властную усмешку.

— Наемный убийца с кодексом чести? Просто смешно.

— Не смешнее закоренелого холостяка-содомита, платящего мальчишкам-иностранцам.

Полагался Арджент не только на наблюдения.

— Как вы смеете меня обвинять…

Арджент встал, и у адвоката перехватило дыхание — он поперхнулся слюной. И Арджент знал, что адвокатские страхи внезапно воскресил не только необычный рост. Все дело было в бросающихся в глаза несоответствиях во внешности Арджента. Дорогой костюм безупречно облегал не по-светски широкий торс. Не добавлял аристократизма и крючковатый от многочисленных переломов нос. Да и золотые с бриллиантами запонки никак не могли скрыть испещренные шрамами от многолетнего каторжного труда руки, тоже отнюдь не свидетельствовавшие о благородном происхождении.

— Скоро ночь, сэр Дэшфорт, — спокойно прокомментировал Арджент неловкий приступ кашля, — а работаю я по большей части в темноте.

И отвернувшись от брызгавшего слюной адвоката, сделал пять ровных шагов в сторону двери.

— Подождите! — прохрипел, кашляя, Дэшфорт, прижав дрожащую руку к сердцу, словно желая его остановить. — Подождите, — повторил он. — Клянусь, мой доверитель не хочет, чтобы пострадал ребенок… Избавиться надо только от его ужасной матери и документа.

Арджент в упор глянул на еще раз кашлянувшего в кулак и ослабившего галстук Дэшфорта.

— Продолжайте.

— Пока мальчик не докучает отцу, он никому не мешает.

Арджент моргнул. Для дворян не редкость пытаться избавиться от своих бастардов, ему бы поговорить с Дорианом Блэквеллом.

— А эта женщина, — осведомился он, — чем она так сильно прогневила вашего доверителя?

— Это важно?

— Не особо.

Арджент вернулся и осторожно, дабы не сокрушить явно не рассчитанный на рослого человека стул, вновь уселся на свое место.

— Важно, сколько мне заплатят за работу.

Наклонившись к столу, Дэшфорт размашисто окунул перо в чернильницу и стремительным росчерком вывел на клочке бумаги невообразимую сумму.

— Мой доверитель готов предложить такое вознаграждение.

Будь Кристофер Арджент хоть отчасти склонен к проявлениям чувств или эмоций, он поразился бы. Тем не менее, ему все же представилось нелишним изобразить пусть подобие человеческой реакции.

— Довольно большая сумма, — безучастно подтвердил он. — Ваш клиент хочет, чтобы я совершил убийство королевы?

Глаза Дэшфорта за стеклами очков полезли из орбит при одном лишь слове «убийство», не говоря уж об изменническом намеке на смерть британской монархини.

— Вы знаете Миллисент Ли Кер? — бросился он.

— Кто же ее не знает?

— Может, она и любимица Лондона, но на самом деле просто змея подколодная.

Продолжая глядеть на множество нулей на клочке бумаги и быстро что-то подсчитывая в уме, Арджент рассеянно перебил:

— Неужели?

— Милли Ли Кер не просто играет на сцене, — продолжил Дэшфорт. — Она воровка, проститутка и шантажистка, вынудившая моего доверителя затеять это дело.

Арджент вновь встал, смял бумагу и бросил ее в камин.

— Половину суммы вперед, остальное — по окончании работы.

Уже не ерзавший, а уверенно восседавший за столом, адвокат тоже встал и подошел к сейфу «Диболд» в углу комнаты. Несмотря на блеск золотого циферблата и то, что несгораемый шкаф явно был новехонький и дорогой, в этой вычурно изукрашенной комнате неуклюжая его громада выглядела неуместно, как и сам Арджент.

Из сейфа Дэшфорт извлек кожаный портфель и, повернувшись, толкнул его через стол Ардженту.

— Здесь больше половины. Через пару дней у Милли Ли Кер премьера в роли Дездемоны в поставленном специально для нее спектакле «Отелло» в Ковент-Гарден.

— Знаю.

Арджент заглянул в портфель, извлек пачки банкнот и пересчитал их.

— Она постоянно окружена людьми, — продолжил адвокат. — Но мы знаем, что у нее квартира недалеко от театра, на Боу-стрит. Там она и живет с сыном.

Арджент защелкнул портфель, и Дэшфорт вздрогнул.

— Разведкой я занимаюсь сам. Я свяжусь с вами в течение трех дней по исполнении заказа.

— Отлично.

Дэшфорт протянул на прощание руку, но Арджент, снимая с вешалки куртку, лишь смерил того взглядом.

— Не дайте ей обвести себя вокруг пальца, — проговорил адвокат, — ведь она недаром лучшая актриса Лондона. На пути этой подзаборной девки к вершине длинная вереница трупов. И поверьте, мгновенная смерть от вашей руки — самое меньшее, что заслужила эта женщина. Может, она восхитительно красива, но бесчувственна и безжалостна.

— Если так, у нас с ней много общего, — заметил Кристофер. — Разве что вереница трупов за моей спиной будет длинней и кровавей.

Сквозь свет газовых фонарей рампы Милли Ли Кер вновь пыталась отыскать в зале его. И это ей легко удалось. Даже в темноте от него исходила безотчетная и мощная сила магнетических токов.

В театре Ковент-Гарден был аншлаг, билеты раскуплены на все две тысячи двести двадцать шесть мест. Но едва заметив брутального джентльмена в безукоризненном костюме, Милли поняла, что он и есть тот единственный зритель, для которого она сегодня будет играть. Ей пришло на ум, что он больше похож не на театрала, а на персонажа одной из кровавых исторических хроник Барда. В его присутствии она ощущала волнение, и возбуждение, и даже нервную дрожь.

Мальчишка-осветитель направлял луч прожектора только на Яго и Родриго, вышедших на сцену после ее вымышленной гибели. И лишь слегка отведя малиновый бархат кулисы, она могла, не привлекая внимания, видеть минимум по три ложи всех ярусов.

— Волнуешься? — Джейн Гренн, игравшая Эмилию, дружески положила подбородок на плечо Милли и глянула на публику. Ее золотые локоны слегка щекотали обнаженную кожу Милли.

— Нет.

Взяв подругу под руку, Милли не отрывала взгляда от манившего ее силуэта, почти не меняющегося за все то время, что она за ним наблюдала.

— В самом деле? Даже в день дебюта в Ковент-Гарден?

— Я ни жива ни мертва, — шепотом призналась она. — Это величайший вечер в моей жизни. А тебе не кажется, что публика сегодня какая-то сдержанная? Вдруг это провал?