Вместо того чтобы ответить прямо, она сказала:

– Твой отец вёл очень дикую жизнь, Этель.

Я кивнула, не особенно понимая.

– Он сильно пил. Слишком много рисковал. Полагаю, ему хотелось жить без ответственности.

– П… почему?

– Я правда не знаю, милая. Думаю, это всё от слабости духа. Он был слабый и безответственный человек. Некоторые мужчины не в состоянии выполнять отцовские обязанности, – сказала ба. Её очки сползли вниз по носу, и она посмотрела на меня поверх них. – Думаю, твой отец был одним из таких.

Это было самое доброе, что она когда-либо о нём говорила. Не бывало почти ни разу, чтобы она упомянула его, не произнеся слов «пьяный» и «по-детски». Она всегда напрягает плечи, поджимает губы, и по всему её виду становится ясно, что она предпочла бы говорить о чём угодно, кроме моего папы.

Мы так и не добрались до вопроса, что же он изучал, потому что ба сменила тему, рассказав мне, как отчитала этим утром какого-то юношу, сложившего ноги на сиденье в метро.

В общем, сейчас мы живём вдвоём, я и ба, там, где ба родилась, на ветреном северо-восточном побережье в городке под названием Уитли-Бэй. Правда, по мнению ба, живём мы не в Уитли-Бэй, а вовсе даже в Монкситоне – чуть более элитном районе, который, как сказало бы большинство людей, начинается по меньшей мере в трёх или четырёх улицах западнее. Я всё равно считаю, что живу в Уитли-Бэй. Так что мы счастливо проживаем в одном доме, но, видимо, в разных районах.

Я говорю – вдвоём, я и ба. На самом деле есть ещё прабабуля – мама ба. Но она не то чтобы здесь. Ей почти сто, и она «живёт в своём мире», как говорит ба – но не в плохом смысле. Год назад у неё был удар – это когда из мозга течёт кровь; потом были «осложнения», и она так толком и не поправилась.

Прабабуля живёт в пансионате в Тайнмуте, в паре миль от нас. Она не очень разговорчивая. В последний раз, когда я её навещала, мои прыщи цвели буйным цветом, и она вытащила из-под шали свою крохотную лапку и погладила меня по лицу. Потом она открыла рот, чтобы что-то сказать, но не произнесла ни звука.

Иногда мне интересно, что было бы, если бы она всё-таки сказала что-то. Изменило ли бы это то, что случилось дальше?

Он увязался со мной. Опять. Уже третий раз за эту неделю.

Это было за пару дней до того, как я стала невидимой, так что мы уже почти добрались до событий в гараже.

– Как делишки, Эффи? – сказал он. – Домой чапаешь? Я ф тобой пойду, э?

Как будто он оставил мне выбор, появившись прямо в тот момент, когда я закрывала шкафчик – в засаде сидел, что ли.

(Я посмотрела, что значит «чванливый», кстати. Это значит «высокого о себе мнения» и очень точно описывает Эллиота Бойда. Меня в нём и много других вещей раздражают. «Эффель» – одна из них, или, как он говорит, «Эффи». Я знаю, что это просто акцент такой, но, раз уж я обречена носить имя столетней давности, было бы неплохо, чтобы его хотя бы правильно произносили.)

Так что мы пошли домой, и Эллиот Бойд практически без умолку болтал о своей любимой на данный момент теме: Уитли-Бэйском маяке. Ну, по крайней мере, он больше не пытался показывать мне карточные фокусы, на которых был повёрнут в прошлом месяце.

Маяк стоит в конце пляжа. Он ничего особо не делает, только красуется на открытках. Он не светится, ничего подобного, и этот факт здорово бесит Эллиота Бойда. (И, насколько я знаю, его одного.)

Я узнала, хотя вообще-то не хотела знать:

1. Этот маяк был построен в тысяча восемьсот каком-то там году, но маяки тут были практически всегда.

2. Когда-то это был самый яркий маяк в Британии. Наверное, это вроде как интересный факт.

3.Можно подняться на его верхушку, если войти через заднюю дверь, которую никогда не закрывают.

В его энтузиазме есть что-то трогательное. Наверное, дело в том, что он не местный. Для всех остальных это просто неиспользуемый маяк в конце пляжа, понимаете? Стоит там, ну и бог с ним.

Для Эллиота Бойда же это способ понравиться людям. У меня есть подозрение, что он просто притворяется, будто ему всё равно, что думают окружающие, но втайне ему очень даже не всё равно, и он надеется, что, если станет интересоваться чем-то местным, это ему поможет.

Возможно, я ошибаюсь, конечно.

Возможно, он:

а) Просто нудный нёрд. Или

б) пытается что-то скрыть за своей бесконечной болтовнёй. Я заметила, что он никогда не говорит о себе или своих родителях: всегда о чём-то. А может, я ошибаюсь. Просто чувство такое. Скоро я это проверю: спрошу что-нибудь про его семью и посмотрю, как он среагирует.

В общем, я вроде как отключилась и просто дала ему бубнить, потому что справа показалось местечко, на которое я уже пару недель как поглядывала.

Уитли-Роуд – длинная улица с полупустыми кофейнями, благотворительными магазинами, маникюрными салонами («весьма пошлыми», по мнению ба) и – по соседству друг с другом – двумя студиями загара, «Ньюкаслская Бронза» и «Студия загара Уитли-Бэй» – последняя выигрывает приз за самое прозаичное название заведения на этой улице.

Мой взгляд притягивала витрина «Ньюкаслской Бронзы». Там виднелась огромная вывеска: «РАСПРОДАЖА ПЕРЕД ЗАКРЫТИЕМ», и, если бы студии загара могли улыбаться, на лице её соседки-конкурентки определённо сияла бы огромная ухмылка.

Мне просто не хватало духу велеть Эллиоту Бойду заткнуться/свалить/отвязаться от меня со своим маяком и каким-то планом, который он там придумал, но мне очень хотелось, чтобы он наконец умолк.

Кому. Какая. Разница?

– Честно, Эффи, эт’ не будет фложно! Соберёмся все вместе, склепаем сайтик, всякое т’кое. Назовём всё «Зажигай свет» – знаешь, как в той пефне?

И он запел. Прямо на улице, и вовсе не себе под нос.

– Зажигай же свет, подари мне любовь в ответ! Та-та ля-ля-ля… любовь в ответ!

Люди стали оглядываться.

– Эт’ же дофтопримечательность, ага? Так пускай сияет на весь мир. Иначе какой смысл ему там торчать?..

Он всё болтал и болтал. Несколько дней назад в школе он сделал презентацию «Факты о маяке». Никто его особо не слушал. По общему мнению, он чокнулся.

Внутри «Ньюкаслской Бронзы» почти не горел свет, но за стойкой сидела, читая журнал, девушка.

– Мне надо сюда, – сказала я и повернула, чтобы войти. – Можешь меня не ждать.

– А, да норм, Эфф. Я просто обожду тут. Эт’… ну знаешь, девчачье место, э?

Я поняла, что он имеет в виду. Студии загара, как и маникюрные салоны и парикмахерские, не естественная для мальчишки-подростка среда обитания.

Что до меня – ба полагает, что уметь разговаривать с незнакомцами очень важно. Она никогда не говорила, что считает застенчивость «пошлой», потому что она не настолько сумасшедшая, но она определённо считает, что её «не стоит поощрять».