Шрифт:
Интервал:
Закладка:
И дом опустел.
Когда стало известно, что Джемаль находится в составе специального подразделения в горах Габар[4], где воюет против курдских повстанцев, то его отец начал возносить молитвы к Всевышнему с просьбой уберечь сына: «Аллах Милосердный, спаси и помилуй!» Из-за того, что радио и телевизор, как изобретения неверных-гяуров, в их доме были запрещены, а в приходящих от Джемаля письмах не содержалось секретной информации, то есть сведений о бойцах, павших смертью храбрых во время боестолкновений, там не было, никакой информации о сыне семья толком не получала.
В то время, когда в пыльной деревеньке на берегу озера Ван Мерьем пребывала в нерадостных думах, в 1300 километрах западнее, в распростертом на двух материках городе Стамбуле, профессор, доктор наук Ирфан Курудал, которого часто называли просто Профессор, сорока четырех лет, обладатель известного имени и множества званий, проснулся от собственного крика, зная наверняка, что с момента, как он заснул, не прошло и получаса. Потому что в последнее время такие пробуждения вошли в привычку.
Не знавший за всю свою жизнь бессонницы профессор в последние месяцы, как обычно, ложился чуть позже полуночи и, как только касался подушки, погружался в спокойный сон. Однако вскоре он вскакивал от страха. Ему снилось, будто чернокрылая птица клевала его грудь.
Алкоголь не помогал. Что пей, что не пей. Он уже проверял.
Он привык ложиться в одно и то же время и спать беспробудно до восьми утра, и его очень радовал такой распорядок. Но теперь каждая ночь была бессонной. Нервы у него стали ни к черту, и только кое-как под утро он заставлял себя снова заснуть.
На первый взгляд у профессора не было никаких проблем: с женой все в порядке, в университете тоже, его часто приглашали в качестве обозревателя на телевизионные передачи, и ведущие, обращаясь к нему «Ходжа, ходжа![5]», демонстрировали глубочайшее уважение. И раньше Профессор появлялся на экране, однако после того, как стал участвовать в еженедельных ток-шоу, его стали узнавать все – и свои, и приезжие, и на улицах, и в магазинах. Белая борода этого крупного человека резко контрастировала со смоляной шапкой волос, и кто его видел хоть раз, уже не мог забыть.
Да уж, Профессор был неподражаем!
И вот сейчас свет от фонарей из сада падал в комнату, освещая ночную тьму, а неподражаемый профессор, трясясь, как мышь, от страха, старался не разбудить спящую рядом жену, и этому страху не было конца. Из опыта прошлых ночей он знал: если продолжать лежать в постели, со страхом не справиться.
Нужно принять лекарство.
Бесшумно поднявшись, он отправился в ванную. У них с Айсель были раздельные ванные комнаты. Как только он повернул выключатель, свет заиграл на дорогой европейской сантехнике, засверкал мраморный пол. Так же, как и другими ночами, опустившись на край ванны, он начал раскачиваться.
«Ты – здоровый человек, – повторял он. – Нет никакой проблемы, никакого повода для страха. Не бойся, мальчик, не бойся! Это – твой дом. Тебя зовут Ирфан Курудал. Женщина, которая лежит в постели, твоя жена Айсель. Вечером мы вместе с шурином Седатом и его женой Иджляль ужинали в отеле Four Seasons. Много смеялись, веселились. Суши, которое мы ели, было великолепно. Не бойся! Пожевав ломтик лимона, ты выпил две бутылки холодного пива Corona. Остальные предпочли французское вино Sancerre. Нет ничего ужасного. После ужина Седат отвез вас домой на «рэндж ровере». Включив телевизор, пять-десять минут ты смотрел разные реалити-шоу. Как всегда, ерунда – длинноногие, большегрудые девицы… Ты же знаешь, что Айсель к таким вещам не ревнует, она понимающая, умная. Так что смотри, бояться абсолютно нечего».
Он думал все это – и в то же время смертельно боялся, так что сердце выпрыгивало из груди. Казалось, он уже и не Профессор вовсе, доктор наук Ирфан Курудал, а в его теле живет совсем другой человек. На протяжении нескольких месяцев он словно со стороны наблюдал за своей жизнью.
Он не знал, что стало причиной всему происходящему – увиденный ли им тот самый зловещий сон, или что-то другое помимо сна открыло путь его страхам. По мнению профессора Ирфана, самым плохим в снах было то, что человек не мог управлять происходящим.
Однажды ночью он увидел себя в маленькой больничной палате, куда пришел проведать какого-то больного. Профессор поставил в вазу принесенные цветы, сел на стуле напротив кровати. Настолько близко, что мог коснуться больного. Странным было то, что лежавшим в кровати человеком в пижаме был он сам. Выходило, Ирфан Курудал пришел проведать самого себя. Он сидел напротив самого себя, молчал и смотрел на собственное изможденное больное лицо.
А потом начался настоящий ужас. Рядом с сидящим на постели больным возникли несколько образов, а потом из них соткалось «нечто». Под взволнованным и испуганным взглядом Профессора это «нечто» медленно принимало форму, и вдруг напротив него возник еще один Ирфан Курудал. Три Ирфана Курудала – два, сидящих на кровати, и еще один, собственно, он сам. Все они безмолвно взирали друг на друга.
Через некоторое время два Ирфана, те, что на кровати, очень медленно, синхронно повернули головы направо. И теперь он видел их обоих в профиль.
А потом случилось самое страшное. Два лица, которые он видел в профиль, начали распадаться. Сначала пропали щеки, потом рты, подбородок, лоб. И самыми последними исчезли глаза.
Во сне Профессор завопил как резаный, жена Айсель, тихонечко потряся за плечо, разбудила его, и он был очень благодарен ей за это.
Айсель всегда спала беззвучно, даже дыхания нельзя было услышать. Учитывая, что его храп был подобен раскатам грома, можно было сказать, что по ночам не везло Айсель, но не ему.
Благодаря гимнастике, которой она занималась шесть дней в неделю, жена оставалась гибкой, подтянутой и, хоть разменяла пятый десяток, совсем не постарела. Иногда, просматривая вместе порно на DVD, они восхищались телами упругих красоток Тани Руссоф и Сильвии Сайнт. А потом Айсель в реальности воплощала точь-в-точь все, что они видели в фильме.
Иногда, проснувшись, он смотрел на ее лицо и твердил сам себе: «Смотри, вот твоя жена! Это твоя жена. Ее зовут Айсель!»
Пластической операции на правильном лице Айсель подвергся только нос. И так-то не очень большой, он был аккуратно уменьшен и легонечко вздернут вверх. В своем кругу она слыла женщиной, которая сделала меньше всего пластики.
Она занималась спортом, следила за модой, следовала программе диет Скарсдейла и упражнений Натана Притикина, всегда перед едой принимала пилюли для похудания, так что не нуждалась ни в какой липосакции.
Ей повезло найти одного бразильского хирурга, регулярно бывавшего в Стамбуле, связанного только с двумя-тремя ее знакомыми, который делал пластические операции на носу. Пластическая операция носа требовала высокого мастерства – так чтобы потом не было проблем с дыханием, и после того, как врач снял повязку, кроме синяков, державшихся несколько недель, других осложнений у Айсель не было. Некоторые ее подруги после операций не могли дышать, губы у них распухали, словно искусанные пчелами, а кое-кто даже вообще чуть не лишился носа.