Очарование усилилось, и ее сердце пропустило пару ударов от красоты этой полуулыбки. Он был абсолютно неотразим. Ей нестерпимо захотелось дотронуться до этих чувственных губ. Чтобы удержаться, она даже хотела прижать руки к бедрам, но вспомнила, что пальцы влажные от еды. Видимо, и этот ее жест не остался незамеченным. Он сунул руку в карман смокинга и протянул ей белый носовой платок.

— Возьмите.

Она приняла его, снова пораженная тем, как он проницателен, и пробормотала:

— Спасибо.

Следующие полчаса они провели, поглощая добытую еду.

Как только покончили с ней, Гидеон спросил ее разрешения выключить фонарик телефона, чтобы сэкономить заряд батареи, и она без колебаний согласилась.

Шей было удивительно уютно и как-то удобно с этим мужчиной. Они увлеченно болтали о житейских делах. О худших свиданиях; о лучших способах провести идеальный ленивый день; о своих увлечениях. В их беседе не было ничего из ряда вон выходящего, но она ловила каждое слово. И наслаждалась его обществом, темнотой, которая понуждала их быть искренними, потому что дарила иллюзию свободы.

И впервые, сколько Камилла себя помнила, она не взвешивала каждое слово, опасаясь последствий, которые могут бросить тень на семью Нил.

Здесь, с ним, она была только Камилла.

— Мы расстанемся, как только снова включится свет, и никогда больше не увидим друг друга, — неожиданно сказала она.

И это было правдой. Они никогда не встретятся так, как сегодня: просто Камилла и просто Гидеон. Даже если их пути случайно пересекутся в будущем, уже не будет этой искренности и простоты. Она — Шей Нил, представительница богатейшей фамилии в Чикаго; он — Гидеон Найт, миллиардер, владелец процветающей компании.

— Почему? — удивился он. — Честность никогда не бывает глупой. Это слишком большая редкость, чтобы от нее отказываться в нашем случае.

И она почувствовала себя виноватой, потому что была нечестна с ним в самом главном — в своей личности, ведь он думает, что она официантка.

— Что вы скажете на это, Камилла?

Она повернулась к нему, ориентируясь на его чарующий голос.

— Что, если бы не отключение электричества по всему городу, вас не было бы сейчас со мной. — Она сделала паузу. — Вот, сказала.

— Не знаю, должен ли я быть больше задет тем, что вы принижаете меня, или тем, что роняете себя этим заявлением.

Он нашел ее лицо, уверенно погладил подбородок, скользнул по виску, и она почувствовала грубоватую кожу его пальцев. Мозоли? Чем занимался такой человек, как он, чтобы заработать эту закаленную кожу, которая говорила о тяжелом труде, а не о хрустящих купюрах?

— Такая женщина, как вы, — пробормотал он, — красивая, умная, дерзкая, должна быть уверена в себе. Какой мужчина не захочет провести с вами время? Только тот, который настолько слеп или глуп, что не способен по достоинству оценить вас. А я не глуп.

Она фыркнула, пытаясь скрыть огонь, пылавший у нее внутри, скрыть тоску, которую его слова вызвали у нее в душе.

— Как это вам удалось одновременно похвалить себя и сделать выговор мне?

Но Гидеон проигнорировал ее попытку привнести легкомысленную ноту в атмосферу, возникшую вокруг них. Вместо этого он еще раз нежно провел пальцами по лицу Камиллы, на этот раз едва касаясь изгиба ее нижней губы. Она задрожала. И он должен был почувствовать это. Видимо, так оно и было, потому что он повторил ласку.

— Я не хожу на свидания, — сообщил Гидеон, и безапелляционность этого заявления застала ее врасплох.

— Простите? — выдохнула она.

— Я не хожу на свидания, — повторил он. — Кое-что знаю об этом, Камилла. Отношения, обязательства… мы лжем себе, чтобы оправдать использование друг друга. Страсть — честна. Тело не может лгать. Похоть — великий уравнитель, независимо от социального статуса, расы или налоговой категории. Так что нет, я отменяю свое предыдущее заявление. Если бы не это затемнение, очень возможно, что мы бы не провели эти последние пару часов за разговорами. Но я бы вас заметил в любом случае, в бальном зале или в зале заседаний. И я бы сделал все, чтобы убедить вас доверить мне свое тело, свое наслаждение.

Она не могла дышать. Не могла пошевелиться, застигнутая охватившим ее голодом.

— Твоя очередь, Лунный Свет, — сказал он, убирая руку от ее лица.

И она сразу же соскучилась по его пальцам. Поскольку он не мог ее видеть, она поднесла руку к своему лицу, которое хранило память о его прикосновении.

— Скажите мне, Камилла, что вы об этом знаете?

«Лунный Свет» — это ласковое обращение напомнило ей об их встрече в бальном зале. Ее ум подсказывал, что его слова не имеют ничего общего со светлым чувством, с любовью, они относятся только к сексуальному голоду и тьме, и все же она вздрогнула, ощутив острое желание.

— Я поняла, вы говорите мне, что по-прежнему хотите провести со мной ночь, — произнесла она шепотом.

— А вы хотите?

«С того момента, как ты назвал меня Лунным Светом». Это было той правдой, которую она хотела скрыть от него. Но ее защита начала рушиться еще до того, как он пришел сюда за ней. Он был не первым мужчиной, признавшимся, что хочет ее, но стал первым, к кому она так страстно стремилась прикоснуться.

Она никогда не жаждала мужских рук на своем теле так сильно, как желала больших, чутких рук Гидеона Найта на своей груди, чтобы он сжимал ее бедра, удерживая ее неподвижно для глубокого, горячего проникновения в ее тело, которое сейчас от одной только этой мысли затрепетало.

Камилла шумно выдохнула. Гидеон все еще ждал ее ответа, и она подозревала, что он не сдвинется с места, не станет ласкать ее, пока она не откроет ему правды.

— Да, — призналась она, ее сердце тяжело колотилось.

— Что — да, Камилла? — Он был безжалостен в своем желании получить точный ответ. — Что вы решили? Чего вы хотите?

Чувство самосохранения предприняло последнюю отчаянную попытку спасти ее от той, кем она стала в темноте. Но желание победило, и она охотно поддалась непреодолимому соблазну свободы от предрассудков.

— Тебя, — прошептала она. — Я хочу тебя.

Она мгновенно преодолела небольшое пространство, разделяющее их, и нашла его лицо. Тихий стон вырвался из ее горла, и она даже не попыталась сдержать его, обхватила рукой его подбородок, провела по легкой щетине. Подушечкой большого пальца обвела губы, которых жаждала с первого мгновения их встречи.

Крепкие зубы обхватили ее большой палец, не больно прикусив, и девушка ахнула от сладкого томления. Он прошептал, что эта ласка заставит ее