Дверь в апартаменты Кристианы была открыта, и князь сразу увидел свою дочь. Она сидела на полу гостиной, обняв свою собаку и слушая музыку, которую привезла из Америки. Несмотря на шум, производимый включенным на полную мощь динамиком, пес крепко спал. Улыбнувшись при виде этой идиллической картины, князь тихо вошел в комнату. Кристиана подняла глаза и улыбнулась.

— Как прошел обед? — поинтересовалась она.

В смокинге высокая фигура отца выглядела весьма импозантно. Кристиана всегда гордилась отцом — его внешностью прекрасного принца, мудростью и добротой. И знала, что он любит ее больше жизни.

— Не слишком интересно, дорогая. Боюсь, ты нашла бы его просто скучным. — В этом они были единодушны, и Кристиана в очередной раз порадовалась, что не пошла. Ей хватило двух официальных мероприятий, в больнице и в доме престарелых, которые она посетила днем. — Что у тебя запланировано на завтра?

— Открытие библиотеки, а потом чтение книг слепым детям в сиротском приюте.

— Что ж, вполне достойные дела.

Кристиана одарила отца долгим взглядом, воздержавшись от комментариев. Для обоих не было секретом, что она жаждет заняться чем-нибудь более полезным. Собственная жизнь представлялась ей бесконечной, унылой дорогой, лишенной всяких красок и волнений. Ни она, ни отец не ожидали, что ей будет так трудно приспособиться к здешней жизни после возвращения из Штатов. Теперь князь жалел, что разрешил ей поступить в американский колледж. Возможно, Фредди был прав, утверждая, что это плохая идея. При всей своей безалаберности Фредди всегда заботился о сестре. Он прекрасно понимал, как скажется на ней воздух свободы. Кристиану более не устраивала жизнь, для которой она была рождена, и сейчас она напоминала породистую скаковую лошадь, запертую в слишком тесном стойле. Оставалось только надеяться, что Кристиана скоро забудет волнующий вкус свободы, который она узнала в Штатах. В противном случае она еще долго будет чувствовать себя несчастной. Возможно, всю оставшуюся жизнь.

— Может, съездим в пятницу в Вену, на балет? — предложил князь, отчаянно пытаясь придумать что-нибудь, что доставило бы дочери удовольствие и внесло разнообразие в ее тусклое существование.

Лихтенштейн имел тесные связи с Швейцарией и Австрией, и отец с дочерью часто посещали венский театр. Собственно, до Второй мировой войны глава Лихтенштейна постоянно жил в Вене. Когда в 1938 году нацисты захватили Австрию, отец Ганса Йозефа перевез семью и двор в столицу Лихтенштейна, Вадуц — дабы управлять страной в соответствии с девизом, начертанным на их гербе: «Честь, отвага и процветание», — где они и оставались до сих пор. Отец Кристианы строго следовал моральным принципам, которые исповедовала его семья, и торжественной клятве, которую он принес, вступая на престол.

— Неплохая мысль, — улыбнулась Кристиана, понимая, что отец пытается скрасить ей жизнь.

Однако, как бы он ни старался, его руки были связаны. Посторонним их жизнь казалась похожей на волшебную сказку, но Кристиана чувствовала себя пресловутой птичкой в золотой клетке. А ее отец поневоле ощущал себя ее тюремщиком. Он надеялся, что ей станет веселее после возвращения Фредди из Японии. Однако присутствие Фредди всегда создавало проблемы иного рода. Жизнь во дворце была гораздо спокойнее, когда его сын и наследник отсутствовал. По крайней мере тогда не приходилось расхлебывать скандалы.

— Почему бы тебе не навестить свою кузину Викторию в Лондоне? — предложил князь в надежде, что смена обстановки пойдет дочери на пользу. Виктория приходилась кузиной королеве Англии и была ровесницей Кристианы. Веселая и озорная, она только что обручилась с датским принцем.

Глаза Кристианы загорелись.

— Это было бы чудесно, папа. А ты не возражаешь?

— Ничуть. — Князь довольно улыбнулся. Пусть немного развлечется. — Мой секретарь все устроит завтра же утром. — Кристиана вскочила с пола и бросилась отцу на шею, а Чарлз зарычал, повернулся на бок и завилял хвостом. — Можешь оставаться там, сколько пожелаешь.

Князь не опасался, что она пустится во все тяжкие в Лондоне, как сделал бы ее брат. Кристиана всегда вела себя безупречно, помня о своем положении и ответственности перед семьей. За все четыре года, проведенные в Беркли, она ни разу не попадала ни в какую историю, во всяком случае, князь об этом ничего не слышал. Лишь пару раз двум преданным телохранителям, сопровождавшим ее в Беркли, пришлось утрясать небольшие инциденты. Как и любая девушка ее возраста, Кристиана не избежала коротких увлечений и слишком шумных вечеринок, где было выпито чуть больше вина, чем следовало. Однако Кристиана от этого не пострадала, и в прессе не было никаких упоминаний.

После того как отец ушел, поцеловав ее на ночь, Кристиана еще немного полежала на полу, затем встала и, прежде чем лечь спать, проверила электронную почту. Она переписывалась с двумя подругами по колледжу, которые периодически интересовались, как протекает жизнь «ее высочества». Им нравилось подшучивать над Кристианой. Разыскав сведения о Лихтенштейне в Интернете, они были потрясены, когда увидели дворец, в котором она живет. Это выходило за рамки их воображения. Кристиана обещала навестить их обеих, но на данный момент это не входило в ее планы. Кроме того, она понимала, что теперь все будет иначе. Дни невинных шалостей и бездумных забав миновали. По крайней мере для нее. Одна из ее подруг сейчас работала в Лос-Анджелесе, другая проводила лето, путешествуя с друзьями. Кристиане же ничего не оставалось, кроме как примириться с собственной жизнью и по возможности получать от нее удовольствие. Предложение отца съездить в Лондон, чтобы повидаться с кузиной, пришлось весьма кстати.

Утром в пятницу они с отцом отправились в Вену. Дорога проходила через Альпы, и через шесть часов они прибыли в прежнее родовое гнездо — дворец князей Лихтенштейна в Вене. В отличие от дворца в Вадуце это величественное сооружение было частично открыто для публики. Та часть, которую занимала семья, была достаточно уединенной и тщательно охранялась. Здешние апартаменты Кристианы отличались большей пышностью, чем ее комнаты в Вадуце, которые были не менее красивы, однако более соразмерны человеку. В венском дворце у нее была огромная спальня с монументальной кроватью, украшенной пологом, с зеркалами, позолотой и бесценным обюссонским ковром на полу. Спальня напоминала музей, чему немало способствовала огромная люстра с рожками для свечей.

Во дворце обитали слуги, которых Кристиана знала всю свою жизнь. Пожилая горничная, двадцать лет назад служившая еще ее матери, помогла ей переодеться, а женщина помоложе наполнила ванну и принесла еду. Ровно в восемь Кристиана вошла в апартаменты отца, одетая в маленькое черное платье от Шанель, которое она купила в Париже в прошлом году. Из драгоценностей на ней были крохотные серьги с бриллиантами, жемчужное ожерелье ее матери и кольцо с фамильным гербом, выгравированным на плоском овале из желтого золота, которое она всегда носила на мизинце правой руки. Это было единственное свидетельство ее знатного происхождения, и люди, незнакомые с геральдическими символами, воспринимали его как обычное кольцо с печаткой. Впрочем, Кристиана не нуждалась ни в каких символах, указывающих, кто она такая. Жители Лихтенштейна и Австрии, да и вся остальная Европа, знали ее в лицо и узнавали при встречах. Она была удивительно красивой девушкой и достаточно часто появлялась рядом с отцом, чтобы привлекать внимание журналистов на протяжении последних нескольких лет. Даже когда она училась в Штатах, при каждом ее наезде в Европу фотографии попадали в газеты вопреки всем ее стараниям избежать этого. Когда же она вернулась домой, пресса следила за каждым ее шагом. Кристиана была красивее, чем большинство европейских принцесс, и более загадочна благодаря своей застенчивости, сдержанности и серьезности, что только разжигало интерес журналистов.