Сквозь занавески пробивались солнечные лучи. Я убрала за ухо светлую прядь, чтобы не лезла в глаза.

Спустя несколько минут мы уже сидели в машине. Во всех новостях трубили о военнопленном, которого наконец вернули домой.

— Какой кошмар, — вздыхал Дедуля. — Совсем еще мальчик.

Я радовалась, что он так увлечен новостью, — благодаря этому у меня было время подумать о прошлой ночи.

Подумать о Мейбл и всех наших друзьях, о том, как мы сидели на песке, скрестив ноги, — в полумраке, в отблесках костра. Уже май. Осенью мы оставим друг друга и разъедемся по разным городам. Но пока лето только начиналось, до выпускного оставалось совсем немного, и всё, что мы делали, казалось долгим прощанием или, наоборот, преждевременным воссоединением. Мы уже скучали по времени, которое еще не кончилось.

— Слишком юный, — продолжал Дедуля, — для этих испытаний. Люди бывают такими бессердечными.

Мы приблизились к стоянке у католической школы, и Дедуля включил поворотник. Я высунула кружку в окно, чтобы не расплескать кофе в салоне.

— Только посмотри. — Дедуля указал на часы на приборной доске. — У тебя еще две минуты.

— Ты мой герой, — ответила я.

— Будь умницей, — сказал он. — И поаккуратнее там, не проболтайся сестрам, что мы безбожники.

Он ухмыльнулся. Я сделала последний глоток.

— Не проболтаюсь.

— И припаси для меня немного целебной крови Христа, хорошо?

Я закатила глаза и поставила пустую кружку на сиденье. Затем хлопнула дверью и нагнулась помахать ему в окно. Дедуля, все еще посмеиваясь над собственными шутками, на секунду притворно помрачнел и перекрестился — а следом расхохотался во весь голос и поехал прочь.

На английском мы говорили о призраках. Существуют ли они на самом деле, и если да, действительно ли они зло, как думает гувернантка в «Повороте винта»?[5]

— Итак, два утверждения, — сказала сестра Жозефина. — Первое: у гувернантки галлюцинации. Второе: привидения реальны. — Она повернулась к доске и записала обе мысли. — Найдите в романе подтверждения обоим тезисам. Завтра мы обсудим их на занятии.

Я подняла руку.

— У меня есть третья версия.

— Какая же?

— Окружающие сговорились против нее. Такая изощренная шутка.

Сестра Жозефина улыбнулась.

— Занятная теория.

А Мейбл сказала:

— Тут и с двумя вариантами все слишком сложно. — И несколько учеников согласно закивали.

— Но ведь чем сложнее, тем лучше, — возразила я.

Мейбл повернулась ко мне.

— Подожди-ка. В смысле? Чем сложнее, тем лучше?

— Конечно! В этом вся суть повести. Мы можем искать правду, можем убеждать себя в том, во что хотим верить, но никогда не узнаем истины. Я уверена, можно найти доказательства и того, что все остальные просто подшучивают над гувернанткой.

— Я внесу эту версию в список, — улыбнулась сестра Жозефина.

* * *

После школы мы с Мейбл разделили домашнее задание по естествознанию, зашли в кофейню «Катастрофа» и отправились ко мне с двумя капучино — отпраздновать то, как мы удачно всё распланировали.

— Я все думаю о призраках, — начала я, пока мы шагали мимо пастельных домиков с плоскими фасадами и квадратными окнами. — Они встречаются во всех моих любимых книгах.

— Посвятишь им выпускное сочинение?

Я кивнула:

— Пожалуй. Но сначала надо сформулировать общую мысль.

— В «Повороте винта» мне нравится только первая фраза гувернантки. — Мейбл остановилась, чтобы подтянуть ремешок сандалии.

Я закрыла глаза, чувствуя, как лицо греют солнечные лучи, и произнесла:

— «Я вспоминаю все начало этой истории как ряд взлетов и падений, как легкое качание между верным и ошибочным»[6].

— Почему я не удивлена, что ты помнишь ее наизусть!

— Она изумительная.

— Я думала, что вся книга будет в таком духе, а она запутанная и бессмысленная. Призраки — если это были призраки — даже ничего не делают. Просто появляются и стоят на месте.

Я открыла железную калитку, и мы поднялись по ступенькам на крыльцо. Стоило нам переступить порог, как Дедуля крикнул «привет». Мы оставили кофе в прихожей, скинули рюкзаки и отправились прямиком на кухню. Дедуля был весь в муке. Он обожал среду, потому что в этот день мог закармливать нас своей выпечкой.

— Пахнет восхитительно, — вздохнула Мейбл.

— Скажи это по-испански, — попросил Дедуля.

— Huele delicioso. Что там? — спросила Мейбл.

— Шоколадный кекс. А теперь скажи: «Шоколадный кекс пахнет восхитительно».

— Дедуль, — возмутилась я. — Опять ты ее донимаешь.

Он поднял руки, словно сдаваясь:

— Не могу удержаться — так хочется послушать этот красивый язык.

Мейбл засмеялась и произнесла еще одну фразу — а потом множество других. Я поняла всего несколько слов. Дедуля вытер руки о передник и прижал их к сердцу.

— Прекрасно! — сказал он. — Hermosa!

Он вышел из кухни и вдруг остановился в прихожей, что-то увидев.

— Девочки. А ну-ка присядьте.

— Ой-ой. Пора на диванчик, — шепнула Мейбл.

Мы подошли к выцветшему красному дивану и уселись на него в ожидании новой лекции.

— Девочки, — произнес Дедуля. — Мы должны об этом поговорить.

И он брезгливо поднял один бумажный стаканчик.

— В мое время такой ерунды не было. Кофейня «Катастрофа». Кто вообще придумал это название? Для бара еще подходит. Но для кофейни? Нет уж. Мы с родителями Мейбл потратили немало денег, обеспечивая вам учебу в хорошей школе. А теперь вы стоите в очередях за обедами и дорогущим кофе. Сколько он стоит?

— Четыре доллара, — ответила я.

— Четыре? Каждый? — он покачал головой. — Позвольте поделиться нажитой мудростью. Это на три доллара дороже реальной стоимости кофе.

— Но это же капучино.

Дедуля поднес стаканчик к носу и принюхался.

— Они могут называть его как угодно. У нас на кухне есть отличная кофеварка и свежие зерна, которые любому придутся по вкусу.

Я закатила глаза, но Мейбл даже не шелохнулась — она всегда с уважением слушала старших.