Не вызывало сомнений, что виновницей несчастий дочери была мать. Правда, когда Луиза только родилась, ходили слухи, что все дело в дурной крови ее отца, Тома Кэмпиона. Но когда Кэмпион и Эмили развелись, а Эмили, снова выйдя замуж, произвела на свет троих Безумных Хэттеров, все поняли, что это ее вина, тем более что у Кэмпиона, как выяснилось, был абсолютно нормальный сын от первого брака. Пресса забыла Кэмпиона, который умер через несколько лет после развода с Эмили при таинственных обстоятельствах, его сын исчез, а Эмили, вцепившись мертвой хваткой в злополучного Йорка Хэттера, забрала увечный плод своего первого брака в наследственный дом на Вашингтон-сквер, которому после многих лет дурной славы было суждено стать сценой такой ужасной трагедии, что все происшедшее ранее казалось лишь прелюдией к драме.

Собственно, пьеса началась спустя чуть более двух месяцев после того, как тело Йорка Хэттера выловили из залива. Начало выглядело достаточно невинно. В обязанности миссис Арбакл, кухарки и экономки миссис Хэттер, входило готовить эгног[13]для Луизы Кэмпион каждый день после ленча. Со стороны старой леди это было чистой воды причудой — Луиза, если не считать слабоватого сердца, пребывала в хорошей физической форме и, будучи достаточно упитанной в сорокалетнем возрасте, едва ли нуждалась в белковой диете. Но требования миссис Хэттер не подлежали возражениям, о чем постоянно напоминали миссис Арбакл, и Луиза ежедневно после ленча спускалась в столовую на первом этаже, где послушно потягивала материнский нектар. Это было давним обычаем, что следует запомнить.

Миссис Арбакл всегда ставила высокий стакан в юго-западном углу стола в двух дюймах от края, где Луиза могла находить, поднимать и осушать его так же легко, как если бы она была зрячей.

В день трагедии — вернее, почти что трагедии — солнечным апрельским воскресеньем все шло как обычно… до определенного момента. В двадцать минут третьего — инспектор Тамм впоследствии постарался установить точное время — миссис Арбакл приготовила напиток в кухне на задней стороне дома (из ингредиентов, которые она с вызовом предъявила во время расследования), отнесла его в столовую, поставила на стол в юго-восточном углу на расстоянии двух дюймов от края, после чего вернулась в кухню. По ее словам, в столовой не было никого и никто туда не входил, пока она ставила эгног на стол.

Куда труднее было установить, что произошло впоследствии, — показания не отличались четкостью. В период всеобщего возбуждения ничье восприятие не было достаточно острым, чтобы фиксировать точные впечатления. Около половины третьего в сопровождении старой леди Луиза спустилась в столовую. Они задержались в дверях. Барбара Хэттер, поэтесса, следовала за ними по пятам и сразу почувствовала, что что-то не так, хотя не могла объяснить почему. В тот же момент в коридоре появилась Марта, жена Конрада, и спросила: «Где Джеки? Он опять топтал цветы в саду». Она тоже нерешительно остановилась в дверях.

В столовую заглянул и пятый персонаж, сосредоточившись на центральной фигуре. Это был старый одноногий моряк, капитан Триветт, сосед Хэттеров, который два месяца назад сопровождал старую леди и Конрада в морг на печальную процедуру опознания. Триветт появился во второй двери, ведущей не в главный коридор, а в смежную со столовой библиотеку.

То, что представилось их глазам, само по себе не вызывало беспокойства. Они увидели одинокую фигурку тринадцатилетнего Джеки Хэттера, старшего сына Марты, который держал стакан с эгногом, уставясь на него. Резкий взгляд старой леди стал еще резче; она открыла рот, собираясь что-то сказать. Джеки виновато обернулся и увидел зрителей. Его личико сморщилось, в диковатых глазах мелькнула озорная решимость, он поднес стакан к губам и быстро глотнул кремовую жидкость.

Далее начался сумбур. Когда бабушка Джеки устремилась вперед и шлепнула внука по руке с криком «Ты знаешь, что это напиток тети Луизы, паршивец! Сколько раз бабушка Эмили говорила тебе, чтобы ты не трогал ее вещи!», Джеки уронил стакан с выражением крайнего изумления на плутоватой физиономии. Стакан упал на пол и разбился, а содержимое расплескалось по красному линолеуму столовой. Потом мальчик громко выкрикнул, прижав ко рту испачканные в садовой земле руки. Все застыли как вкопанные, осознав, что это не озорство, а результат острой боли. Худощавое тело Джеки судорожно подергивалось, дыхание стало тяжелым и неровным, лицо приобрело синеватый оттенок. Внезапно он рухнул на пол, продолжая кричать. Марта с воплем подбежала к нему, опустилась на колени, бросила взгляд на искаженное лицо сына и потеряла сознание.

Крики переполошили весь дом. В столовую вбежали миссис Арбакл и ее муж Джордж — слуга и шофер, Вирджиния — тощая старая служанка, Конрад Хэттер, растрепанный и краснолицый после утреннего возлияния. Всеми забытая Луиза беспомощно стояла в дверях. Словно ощутив шестым чувством, что что-то не так, она, спотыкаясь, шагнула вперед, нащупала руку старой леди и с отчаянием вцепилась в нее.

Как и следовало ожидать, миссис Хэттер первой оправилась от шока, вызванного приступом Джеки и обмороком Марты. Она быстро подошла к мальчику, чье лицо стало пурпурным, оттолкнув по пути неподвижное тело невестки, приподняла голову Джеки, заставила его разжать челюсти и засунула ему в горло костлявый палец, немедленно вызвав кашель и рвоту.

— Арбакл! — крикнула старуха. — Немедленно позвоните доктору Мерриэму!

Джордж Арбакл выбежал из столовой. Миссис Хэттер повторила процедуру первой помощи с тем же результатом. Остальные, за исключением капитана Триветта, казались парализованными. Они молча глазели на старую леди и корчащегося мальчика. Но капитан Триветт, кивком выразив одобрение спартанским мерам миссис Хэттер, заковылял к глухонемой и слепой женщине. Почувствовав его прикосновение к своему мягкому плечу, Луиза как будто узнала его — она нашла его ладонь и вложила в нее свою.

Но самая показательная часть драмы началась незаметно. Принадлежащий маленькому Билли косолапый щенок с пятнистыми ушами вошел в столовую. Увидев расплескавшийся по линолеуму эгног, он яростно тявкнул и зарылся носиком в жидкость. Внезапно служанка Вирджиния закричала, указывая на щенка, который упал на пол, конвульсивно подергивая четырьмя лапками. Потом он затих. Было очевидно, что больше ему не удастся попробовать эгног.

Доктор Мерриэм, живущий по соседству, прибыл через пять минут. Не тратя время на ошеломленных Хэттеров, пожилой врач бросил взгляд на мертвое животное и корчащегося в приступах рвоты мальчика. Его губы плотно сжались.

— Конрад, помогите мне отнести Джеки наверх.

Испуганный Конрад, успевший протрезветь, поднял сына и вынес его из комнаты. Доктор Мерриэм последовал за ним, на ходу открывая саквояж.

Барбара Хэттер опустилась на колени и начала массировать вялые руки Марты. Миссис Хэттер молчала — морщины на ее лице казались высеченными в камне.

В комнату с сонным видом, завернувшись в кимоно, вплыла Джилл Хэттер.

— Что, черт возьми, случилось на этот раз? — зевнув, осведомилась она. — Я видела, как старый костоправ шел наверх с Конни, который нес мальчишку… — Ее глаза расширились при виде неподвижного щенка, расплескавшегося эгнога и лежащей в обмороке Марты. — В чем дело?.. — Когда никто не удостоил ее ответом, она опустилась на стул, уставясь на мертвенно-бледное лицо невестки.