– Ты его разбудил, – предупредил один из них. Это был принц Верити, человек из теплой комнаты моего первого вечера.

– Да? Он снова заснет, как только мы уйдем. Будь я проклят, у него действительно отцовские глаза. Клянусь, я узнал бы в нем кровь, где бы ни увидел. Никто в этом не усомнится. У вас с Барричем что, ума не больше, чем у блох? Незаконнорожденный он или нет, но не держать же ребенка в стойле под ногами у животных? Неужели вам больше некуда было его деть?

Говоривший был похож на Верити линией подбородка и глазами, но на этом сходство заканчивалось. Этот человек выглядел гораздо моложе. Он не носил бороды, надушенные и приглаженные волосы были тоньше и светлее. Его щеки и лоб покраснели от ночного холода, но видно было, что это скоро пройдет, в отличие от обветренной красноты Верити. Кроме того, принц одевался, как и его люди, в удобную грубошерстную одежду из плотной пряжи мягких цветов. Его наряд выделялся лишь тем, что изображение оленя на груди было вышито золотыми и серебряными нитями. Что касается второго человека, то он сверкал множеством оттенков алого и нежно-розового. Его плащ был сделан из куска ткани вдвое шире, чем нужно, чтобы просто завернуться в него. Дублет цвета жирных сливок, выглядывающий из-под него, был богато отделан кружевами. Шарф на горле был скреплен золотой пряжкой в виде скачущего оленя с глазом из зеленого самоцвета. Мягкий говор мог бы сравниться с перевитой золотой цепью, тогда как речь Верити состояла из прямых металлических звеньев.

– Да я как-то не подумал об этом, Регал. Что я знаю о детях? Я передал его Барричу. Он человек Чивэла, и раз он ухаживает за…

– Не сочтите за непочтительность к особам королевской крови, сир, – смутился Баррич, – я человек Чивэла и делал для мальчика все, что мог, как мне казалось. Я мог бы постелить ему в караульной. Но он мал еще, чтобы все время быть в компании здоровых мужчин, которые то приходят, то уходят, пьют, дерутся и ругаются… – По его тону было ясно, какую неприязнь сам он испытывает к их компании. – А здесь тихо, да и щенок к нему привязался. И Рыжая присматривает за ним ночью и покусает любого, кто попробует его тронуть. Мои лорды, я сам не много знаю о детях, и мне казалось…

– Ладно, Баррич, ладно, – перебил его Верити. – Если бы тут было о чем подумать, я бы взял это на себя. Раз я прислал мальчика к тебе – значит так надо. Эде ведомо, ему тут все равно живется лучше, чем другим окрестным детям. Пока все в порядке.

– Но это должно измениться, когда он вернется в Олений замок. – голос Регала звучал недовольно.

– Так отец хочет, чтобы мы забрали его в замок? – вопрос исходил от Верити.

– Отец хочет. Моя мать – нет.

– О! – По тону Верити было ясно, что он не заинтересован в продолжении этого разговора.

Но Регал нахмурился и продолжал:

– Моя мать, королева, вовсе не в восторге от всего этого. Она долго уговаривала короля, но ничего не добилась. Мать и я считаем, что этого мальчика нужно… устранить. Это будет разумным. Путаницы по линии наследования и так хватает.

– Не вижу никакой путаницы, Регал. – Верити говорил спокойно. – Чивэл, я, а потом ты. Потом наш кузен Август. Этот незаконнорожденный малыш будет только пятым.

– Я прекрасно знаю, что ты идешь впереди меня. Необязательно тыкать это мне в нос при каждом удобном случае, – холодно заметил Регал и посмотрел на меня. – Я по-прежнему думаю, что лучше бы его здесь не было. Что, если Пейшенс никогда не родит от Чивэла законного наследника? Что, если он решит признать этого… ребенка? Тогда могут начаться раздоры среди знати. Зачем искушать судьбу? Это мнение мое и моей матери. Но наш отец, как мы все знаем, не любит торопиться. Шрюд Проницательный – он и есть проницательный, как говорят простолюдины. Он строго-настрого запретил в это вмешиваться. «Регал, – сказал он в своей излюбленной манере, – не делай ничего, что потом не сможешь исправить, пока не поймешь, чего ты будешь не в силах изменить, когда сделаешь это». Потом он засмеялся. – Регал тоже издал короткий, полный горечи смешок. – Я так устал от его юмора.

– О! – снова сказал Верити.

Я лежал тихо и думал, пытается он найти смысл в словах короля или воздерживается от ответа на сетования брата.

– Ты, конечно, понимаешь истинную причину, – заявил Регал. – А именно: он по-прежнему расположен к Чивэлу. – В голосе Регала слышалось отвращение. – Несмотря ни на что. Несмотря на его дурацкую женитьбу и сумасбродную жену. Несмотря на все эти неприятности. А теперь отец полагает, что бастард еще больше возвысит нашего старшего брата в глазах людей. Это докажет им, что Чивэл настоящий мужчина и может зачать ребенка. Кроме того, они увидят, что наследный принц тоже человек и может ошибаться, как и они сами. – По голосу Регала было ясно, что он со всем этим не согласен.

– И это заставит народ полюбить его и обеспечит поддержку, когда ему достанется трон? То, что он зачал ребенка с какой-то простолюдинкой еще до того, как женился на королеве? – Казалось, Верити был сбит с толку этой логикой.

Голос Регала показался мне раздраженным.

– Так, по-видимому, думает король. Похоже, его совершенно не трогает это бесчестье. Однако я подозреваю, что у Чивэла будет другое мнение относительно своего сынка. Особенно если это причинит боль его ненаглядной Пейшенс. Но король распорядился, чтобы ты забрал мальчишку с собой в Олений замок, когда поедешь туда. – Регал посмотрел на меня с мрачным удовлетворением.

Верити огорчился, но все же кивнул. Лицо Баррича потемнело, и тень эту не мог рассеять желтый свет фонаря.

– Разве слово моего господина ничего не значит в этом деле? – отважился он возразить. – Если он захочет уладить дела с семьей мальчика и отправить его назад, неужели ему не будет предоставлена свобода действий во имя спокойствия моей госпожи Пейшенс?

Принц Регал прервал его насмешливым фырканьем:

– Время для свободы действий у него было до того, как он повалил эту девку на койку. Леди Пейшенс не первая женщина, вынужденная встретиться с внебрачным сыном мужа. Здесь уже все до одного знают о его существовании, и виной тому безалаберность Верити. Нет никакого смысла прятать мальчишку. Как только королевский бастард будет признан, никто из нас не сможет похвастаться спокойствием, Баррич. Оставить его в таком месте, как это, – все равно что оставить меч, занесенный над горлом короля. Это, конечно, понятно даже псарю – а если нет, то твой хозяин тебе потом объяснит. – В голосе Регала зазвенел лед, и Баррич вздрогнул.

Прежде я ни разу не видел его испуганным. Мне стало страшно, я натянул одеяло на голову и глубже зарылся в солому. Рядом со мной глухо зарычала Рыжая. Думаю, именно это заставило Регала отступить, но не могу быть в этом уверен. Мужчины вскоре ушли, и если они и говорили еще о чем-нибудь, то это не сохранилось в моей памяти.

Время шло. Думаю, минуло две или три недели до следующего моего яркого воспоминания: я цепляюсь за пояс Баррича, пытаясь обхватить короткими ногами его лошадь, – это было начало казавшегося мне тогда нескончаемым путешествия из холодной деревни в далекие теплые края.