– А ты уже купила одежду для беременных?

Учитывая напряженное состояние пуговиц на блузке, ответ на этот вопрос я уже знаю, но так как Джули не работает и, соответственно, большую часть времени проводит в размышлениях, как лучше потратить Джоновы деньги, я также знаю, что эта тема прекрасно оживит разговор.

– Нет, – говорит она и выглядит при этом несколько удрученной. – Я примеряла кое-какие вещи пару недель назад, но они были еще слишком велики. А сейчас, наверное, уже пора. – Она смотрит на свой живот. – Не могу дождаться, когда пузо будет заметно и всем станет видно, что я беременна.

Я делаю удивленные глаза.

– Серьезно? – Я даже не скрываю своего скептицизма. Честное слово, не понимаю, как кто-нибудь может хотеть, чтобы пузо было заметно. Как только это происходит, любая женщина становится похожей на шарик на ножках.

– Ты смеешься? К беременным все так хорошо относятся, столько внимания... Мои сестры говорят, что это было лучшее время в их жизни.

Это ужасно. Я так больше не могу. Пора проверить, как там Эндрю с Джоном.

–...обдумать сроки страховки. Хотя я тут слышал про варианты плана пожизненного страхования, когда можно вносить до двадцати пяти тысяч с налоговыми льготами...

Тьфу. Быть мужчиной, наверное, ужасно скучно. К тому же я не совсем поняла, как подействовала на Эндрю сегодняшняя новость. Интересно, он спрашивает Джона из любопытства или потому, что уже приступил к построению собственных планов? Надеюсь, первое.

Обратно к Джули. Поправка. Обратно к моей подруге Джули, которая беременна. Я смотрю на нее и на этот раз говорю действительно то, что думаю.

– Не могу поверить, что ты беременна. Просто не могу поверить.

– Я знаю, – говорит она. – С ума можно сойти, да? Я буду чьей-то мамой.

Это точно. Можно сойти с ума. Потому что это значит, что я буду лучшей подругой чьей-то мамы. Я буду тетей Парой. Фу. Звучит отвратительно.

По дороге домой Эндрю подозрительно молчалив, и я тоже молчу как мышь, чтобы, не дай бог, не ляпнуть чего-нибудь и не спровоцировать детскую тематику. Но, похоже, можно было не беспокоиться, потому что до самого дома эта тема не поднимается, кроме замечания о том, что он очень рад за них. Я не смею верить в свою удачу, но к тому времени, когда мы собираемся идти спать, начинаю думать, что благополучно сорвалась с крючка. Между прочим, я смертельно устала – уже почти десять, а это на много световых лет позже, чем я люблю ложиться. Эндрю спать явно не настроен, он садится просматривать программы, которые TiVo[2]назаписывал нам в течение всего года, чтобы мы смотрели их все лето. Не смотреть же, не дай боже, что-то новое. С этим, наверное, надо что-то делать, хотя не совсем понятно что. Эндрю завершает просмотр архива и поворачивается ко мне.

– Ты хочешь «Закон и порядок»? – спрашивает он.

– Все, что я хочу, – это спать. Я совершенно вымотана.

– Ладно, спи. Не возражаешь, если я почитаю?

– Ты... почитаешь?

– Да, – произносит он тоном «я-очень-обижен». – Почитаю. – Он достает здоровенную книгу в твердом переплете с портретом седовласого мужчины на обложке. – Джек Вэлч. Я нашел ее на распродаже в «Костко». Подумал, что будет интересно.

Я решаю про себя, что пора нам с друзьями делать ставки – сколько продержится Джек Вэлч, прежде чем окажется под кроватью. Рядом с книгой по бытовой технике, про которую, он три года назад тоже подумал, что она будет интересной, и с тех пор ни разу не открывал.

– Ну, почитай, – говорю я. – А я пошла спать. – Я целую его в щеку и отворачиваюсь. – Спокойной ночи. Не засиживайся.

Даю ему десять минут, максимум.

Две минуты спустя я слышу, как он закрывает книгу и кладет ее на тумбочку. Как я вам и говорила...

Он выключает свет, и я чувствую, как он трогает меня за плечо. Наверное, собирается спросить, не возражаю ли я, если он включит обратно телевизор. Я делаю вид, что сплю, но Эндрю в курсе, что засыпаю я не быстро, и, чтобы я отключилась совсем, надо подождать хотя бы час. Так что он трогает меня за плечо еще раз. Специальным умильным голоском, который припасен у него на тот случай, когда он хочет чего-нибудь такого, на что, как он прекрасно знает, я скажу ему решительное «нет», он начинает шептать мне в ухо:

– Зайка?..

Нет, только не это. Умильный голосок и «зайка»... Я стараюсь, чтобы в голосе не звучало раздражение.

– Ну? – говорю я, не меняя своей сонной позиции.

Далее следует долгая пауза, после чего мне приходится перевернуться на другой бок, лицом к нему. Он улыбается. Игриво. Я вздыхаю:

– Милый, если это попытка раскрутить меня на секс, то извини – не сегодня. Начиная с завтрашнего дня – каждый день. Обещаю.

Эндрю пропускает мои слова мимо ушей и продолжает умильно улыбаться, пока я окончательно не перестаю сдерживать свое раздражение.

– Ну, что? – ору я.

– Давай заведем ребеночка, – говорит он все тем же умильным голоском.

Так я и знала. Черт бы побрал Джули за такой подарочек. Я сажусь и закатываю глаза, изображая «ну-вот-опять-начинается».

– Эндрю, хватит, ты знаешь, как я к этим разговорам отношусь.

Умильный голосок меняется на поскуливание.

– Знаю, но я не понимаю, почему ты к этому так относишься. Тебе уже тридцать. Разве ты не хочешь начать?

– Эндрю, это не соревнование. То, что Джон с Джули заводят ребенка, еще не значит, что нам тоже надо. Чтобы это делать, надо, чтобы мы были готовы. А я не готова.

– Я просто не понимаю почему. У нас есть дом, мы попутешествовали, мы зарабатываем достаточно денег. Я серьезно, чего ты ждешь?

Теперь скулить начинаю я:

– Я тысячу раз тебе говорила. Я жду, когда я буду готова, и прямо сейчас я не готова.

Он выпучивает глаза.

– Ну скажи, откуда ты знаешь, что ты не готова? Ждешь, когда у тебя над головой загорится лампочка с надписью «Готова»?

Я молча смотрю на него. Вслух я не могу сказать то, что я думаю. Я знаю, что не готова, потому что каждый раз, когда всплывает тема материнства и детства, я думаю о том, что мне все еще надо расстаться с лишними двумя с половиной килограммами и что я не могу отказаться от мартини с водкой на девять месяцев. Не говоря уже о реповой юбке. Нет смысла ее покупать, чтобы носить всего несколько недель, а я очень хочу ее купить. Очень-очень. Ну, какая из меня после этого мать? Матери так не думают. Матери должны быть бескорыстными.