Как далек был сейчас человек в черном от всего этого. Как мечтал он ступить на главную площадь древнего храма!.. Мечтал, однако разглядеть не мог – заросли скрывали и руины, и жертвенный камень, и даже тропу, выложенную желтым кирпичом, что вела к нему.

Он, сильный и мудрый, израсходовал все силы на то, чтобы заставить глупых человечков расселиться по бескрайней пустыне, превращая оную в сады и пашни. И все это – только для того, чтобы стало возможным исчислить песок пустыни и приблизить миг своего торжества. Столетия потом приходил он в себя, восстанавливаясь, преображаясь, укрепляясь. Подобно тому, как растет коралл в теплых водах. Когда же стал он самим собой (о нет, стал прежним!), не медля отправился в бесконечное странствие в погоне за Знаками Пророчества.

Он возблагодарил миг, когда услышал о возрождении древнего города, города-легенды, который тысячи лет лежал в забвении. Он возблагодарил и того, кто поведал ему об этом, – на свой, разумеется лад. Он подарил ему вечность. И то был первый Знак.

Путь длиною в дюжину дюжин лет ему понадобился лишь для того, чтобы отыскать в древней книге упоминание об этом храме. Еще столько же времени ушло на то, чтобы понять, отчего слова о жертвенном камне так глубоко запали ему в душу. А потом, как лавина, хлынуло к нему знание о Пути. Теперь же, когда Путь остался за спиной, предстояло самое простое – воззвать к звезде Дубхе.

Человек в черном считал себя великим магом. Быть может, так оно и было – ибо ведомы были ему голоса пыли и ветра, моря и звезд. Однако живы были в памяти человека в черном дни, когда могущество его было неизмеримо выше, а силы – неисчислимо больше. То было до Пророчества. Теперь одна лишь Дубхе могла указать ему тропу, которой оканчивается Путь – Путь к себе самому. Путь к себе прежнему.

Истертая сандалия запуталась в корнях. Человек в черном опустил глаза. И едва не закричал от радости – корни оплетали желтый кирпич: ему открылась тропа к храму. О, теперь он не свернет, не изберет окольную тропинку, которая, быть может, и удлинит его жизнь, но уведет в сторону от цели.

Повинуясь непреклонной его воле, заросли расступились. Тропа больше не вилась, а неторопливо поднималась на один из холмов, которых немало было по пути к Медному городу.

О да, именно там, на вершине холма, и должен стоять храм. А в самом сердце храма, в самой высокой его точке, обретет он и жертвенный камень. Ибо лишь ступив на него, сможет воззвать к звезде Дубхе.

В тот миг, когда человек в черном рассмотрел в высокой траве развалины храма, солнце спряталось за тучами, возникшими на небе словно ниоткуда. Лишь он один знал, что тучи эти явились по его зову – по зову древнейшей и могущественнейшей в мире магии, магии древнего племени, магии друидов. Любой, кто в эти минуты оказался бы рядом с развалинами храма, был бы уверен, что вот-вот разразится гроза, какой еще не бывало в здешних местах. Что потоки ливня непременно смоют с лица земли и сам город, и камни старого храма, и даже пески окрестных пустынь. Сильный ветер обнял человека в черном, и тот стал подниматься по тропе к вершине холма. Вот его отделяло от цели пять десятков шагов, вот два десятка, вот пять шагов… Вот и камень…

И в это мгновение пришелец застыл. Словно черные крылья, развевались полы его одеяния. Из простертых вверх рук ударила в небеса сиренево-синяя молния… Громовой голос, казалось, один воцарился в мире:

– Кто она? Звезда Дубхе, скажи мне имя! Укажи путь, мудрейшая!

Казалось, все пространство вокруг заговорило глубоким низким голосом – то был голос самого Мироздания:

– Как смеешь ты тревожить меня? Зачем тебе имя той, что погубит тебя?

– Она сделает меня тем, кем я был! Она исполнит то, что предначертано было века назад! Она исполнит Пророчество!

Раскатистый хохот, казалось, вот-вот опрокинет наглеца, вздумавшего тревожить Вселенную своей никчемной суетой.

– Пусть так… Ты желаешь исполнения Пророчества – так пусть же оно исполнится!..

– Благодарю тебя, звезда знаний!

– Ее имя Сафият! Ее мудрость станет твоей гибелью…

– О нет, она одарит меня мигом великого торжества.

Голос человека в черном был еле слышен за ревом ветра, бушевавшего вокруг.

– Глупец! Букашка! Ты посмел спорить с Мирозданием!..

И вновь раздался громовой хохот. Но он становился все тише – так уходят прочь раскаты грозы.

Миг – и все стихло; лишь шумел ветер, сгонявший черные тучи.

– Сафият… – проговорил маг, пробуя на язык имя той, в чьих руках, как он надеялся, находится с этого мига его судьба. – Берегись же, Дева Пророчества. Исчислены с этого мига твои дни. Клянусь, я найду тебя. Пусть тебе день, когда ты узришь меня, покажется лучшим из дней!.. Ибо саму себя отдашь ты мне – отдашь и дух свой и тело… Отдашь лишь потому, что тебе предписано исполнить Пророчество!..

Согнувшись, уходил колдун с холма, унося с собой имя. Его не тревожили ни черные тучи, что по-прежнему клубились в вышине, ни женский смех, слышавшийся вдалеке.

* * *

Перевал остался позади – вниз вела крутая каменистая тропка. Долина, некогда сплошь покрытая песками, цвела – полуденные ветры более не были ее хозяевами. Теперь здесь царствовали арыки и пальмы. Поднявшаяся рожь колыхалась, колеблемая легким бризом. Тишина оглушала. Путник в длинном черном запыленном плаще тяжко оперся на истертый двурогий посох. Неужели перед ним лежит цель его бесконечно долгого странствия? Неужели, наконец, подошли к концу годы, о нет, столетия скитаний?..

Привычным движением он откинул от лица кончик гутры. Суровое обветренное лицо осветила скупая улыбка.

Да, теперь в этом нет сомнения – перед ним город, которому предстоит стать городом Пророчества. Древние карты не врали – город не занесен песками, не забыт народами. Просто почти не осталось тех, кто готов поверить легендам, а не болтливым проводникам. Отсюда, от перевала, видны полуночные ворота города – начищенные медные полосы сверкают под солнцем. Это он, Медный город – «город, которого нет»…

Где-то на его улицах должна жить она – Дева Пророчества, полуседая красавица, которая вновь дарует ему жизнь во всей ее полноте. И в тот миг, когда вновь станет он самим собой, на колени перед ним падет мир – мир, которому суждено стать вотчиной величайшего из магов, справедливейшего из правителей, самого достойного из всех, кого носила земля.

Однако путь еще не окончен. Ибо имя Девы Пророчества лишь предстоит узнать. Как следует узнать и то, где до времени прячет она амулет, сколь далеко это место находится и нет ли возможности выкрасть его из-под носа Пророчества.

Увы, и даже после того, как знание будет обретено, придется придумывать, как обмануть ничтожных людишек, обитающих здесь. Ибо они – да, путник не сомневался в этом – способны стать непреодолимым препятствием на пути к его Цели.

Через сады вела широкая тропа. По ней могли пройти рядом два человека, однако и для стража на лошади, и для арбы она была слишком узкой. Тропа входила в город с полуночи, расширяясь лишь у самых ворот, в эту пору дня широко и гостеприимно распахнутых. Однако опытному глазу путника видны были и засады и ловушки, которые поджидали незваных гостей из-за гор.