Королева с фрейлиной с одной стороны, запыхавшийся Попугайчик — с другой. Королева явно прибудет первой, она уже совсем близко.

Томми выхватил блокнот и ручку — главное, чтобы руки были заняты, тогда ты не просто так, а занят и сосредоточен… Он подоспел к середине начавшегося разговора.

— Значит, я тебя записываю? — Минди тоже держит наизготовку крохотный блокнотик в красивой обложке.

— Пиши, — согласился Кит.

Он тоже уже снял шлем, волосы примятые и мокрые, под глазами синеватая усталая тень. Тяжело вести двухчасовую тренировку на такой жаре.

Стефани мельком глянула на Томми и будто невзначай отодвинула его плечом.

— Это очень важная роль, Кит, — сказала Минди. — Ты будешь играть императора, а я императрицу. Я вчера смотрела претендентов на роль Октавиана, но все они не годятся. Мне нужно что-то истинно римское.

Кит посмотрел на нее и почему-то потрогал свой нос. Томми вдруг поймал себя на том, что повторил этот жест.

— Завтра первая репетиция, ровно в два.

— Ладно.

Кит кивнул кому-то в сторону. Томми даже оглянулся — там никого не было.

— Эй, — позвал Томми, и к нему повернулась Минди.

— Ты тоже хочешь роль, Попугайчик?

— Он тоже хочет роль, — подтвердила Стефани.

— Ой-ой, Попугайчик хочет роль… Ну раз ты проторчал здесь два часа ради того, чтобы поучаствовать в моей пьесе, я подарю тебе роль статуи в покоях императора.

— Мне?

— Тебе, тебе, можешь не благодарить. Репетиция завтра в два, чтобы прилетел как миленький, понял? Запиши.

— Да… я приду, конечно.

— Вот и славненько. Держи распечатку.

И обе они повернулись и пошли прочь, покачивая бедрами и задевая загорелыми руками короткие юбочки.

Томми оглянулся — Кит Хогарт бесшумно ушел еще в начале разговора и уже исчез в дверях раздевалки.

Ну и день. Сплошная каша. Глупые фотографии, глупая идея взять интервью у Хогарта. Томми даже не пытался его догнать — точно знал, что Кит примет душ, переоденется, снимет «форд» со стоянки и укатит домой. Не врываться же в душевую с воплем: «Пару слов для прессы, приятель!»

Чем дольше Томми думал о таком варианте, тем больше он ему нравился. Это было бы смело и оригинально. Неважно, что случилось бы потом, но сам факт…

Он брел мимо парка. Отщипывал зеленые листочки, лезущие через ограду, некоторые прикусывал, некоторые, самые пыльные, сразу отбрасывал. Блокнотик лежал в кармане. По инерции Томми вписал туда время завтрашней репетиции. Великолепно, теперь он еще и статуя в покоях императора. Завтра все будут носиться с заученными ролями, требовать грима и костюмов, а его, Томми, изваляют в муке, как сладкий пирожок, и водрузят над местом действия.

Император Кит Хогарт будет сидеть и делать значительное лицо, Минди будет бродить туда-сюда, очаровательная в римской накидке, а Томми, Попугайчик Томми, торчать где-то сверху и справа, в глубокой… нише.

Распечатку пьесы Томми нес под мышкой. Может, статуи оживут и скажут хотя бы полслова?

Торопиться некуда, и с самого утра не ел ничего, кроме ложечки джема у Карлы. Можно завернуть в пиццерию, взять пару кусков пиццы, один обязательно с грибами и ветчиной, выпить колы и прочитать творение Минди.

Томми толкнул дверь пиццерии и запрыгнул за ближайший столик, смяв клетчатую скатерть веером и опрокинув солонку.

Солонку он сразу же поставил на место, попытался пальцами собрать соль, не смог и просто стряхнул ее на пол.

— Большую колу, пиццу с грибами и ветчиной, пожалуйста.

Заказ он делал уже рассеянно, потому что вынул из файловой папки листочки с ролями и принялся читать, по привычке пожевывая зубочистку.

Пьеса начиналась с монолога императрицы: «Мой муж! Мой сын! Мой сын! Мой муж!»

Томми заглянул в следующий листок и прочитал реплику сына императрицы Друза: «Моя мать! Мой отец не хочет видеть меня здесь?»

Следующим выступал Октавиан: «Жена моя! Твой сын Друз еще здесь?»

Принесли пиццу и колу, и Томми отложил пьесу в сторону.

Пробил крышечку стакана трубочкой и поднял наконец голову.

За соседним столиком виднелась узкая сгорбленная спина, болтался конец толстого шарфа. С девушкой в шарфе сидел Кит Хогарт и смотрел почему-то прямо на Томми. Девушка в шарфе уронила скомканную салфетку и наклонилась, и Томми, по птичьей своей беспечности, радостно помахал Киту стаканом.

Мать Карлы много курила. Пепельницы стояли повсюду — на подоконниках, журнальных столиках, полках и на полу. Запах дыма намертво впитался в обивку диванов и кресел, и даже горшочные фиалки благоухали крепким табаком.

А еще мать Карлы работала в ночную смену в ресторанчике «Домино», где восемь часов подряд драила посуду, засучив рукава и не выпуская из зубов сигарету.

Пепельница на столе всегда полна окурков, считать их никто не будет, и потому на вечерних собраниях кухня заполнялась серым дымом всего за полчаса.

Алекс, как обычно, курил много, хотя его и мучил сухой кашель. Карла — изредка затягивалась и откладывала сигарету. Томми не курил вовсе, потому что знал: вернуться от Карлы в прокуренной одежде — это одно, а закурить по-настоящему — совершенно другое. Мать узнает и оторвет голову начисто.

— У кого что созрело?

У Алекса созрела статья. Он развернул листок и с выражением зачитал:

— «Рождение города затеряно в глубине веков — так можно сказать о великих столицах мира, Лондоне и Риме, Москве и Париже, но этого нельзя сказать о маленьком американском городке, который…»

— Только не маленький гордый американский городок, — сказал Томми.

— А начало неплохое, — добавила Карла. — Обман на тарелочке.

— Все любят маленькие гордые американские городки, — возразил Алекс, — есть еще героический момент…. Послушайте: «В тяжелые годы Второй мировой войны жители неустанно трудились на консервном заводе, чтобы обеспечить американскую армию питанием, сделанным с любовью и верой в победу».

Томми поднял на него глаза. Во время чтения он что-то черкал в блокнотике по старой привычке, из-за которой выбрасывал по десятку изрисованных блокнотов ежемесячно.

— Про войну — хорошо, — сказала Карла, — у меня и фото подходящие есть. Вот.

Она отложила сигарету, и та покатилась по столу. Томми поймал ее на самом краю и положил в пепельницу.

Из плотного конверта Карла вынула пачку фото, отобрала некоторые и разложила веером.

— Старый завод. Новый завод возле пожара. А эти я снимала пару месяцев назад.

— Что это?