– Ты симпатичная, – наконец признала она, выпрямляясь и смахивая пепел в раковину, – и если будешь разумной и не станешь разглагольствовать обо всех этих глупостях, ты найдешь себе хорошего мужчину, может быть даже богача. Поэтому не отпугивай их этими разговорами о сверхъестественном, слышишь? Ни один приличный мужчина не захочет с тобой связываться, если ты будешь это делать. – Она повертела стакан в руках, наблюдая, как звенят кубики льда. – Поверь мне, уж я-то знаю. – На ее губах с едва заметными следами губной помады появилась грустная улыбка. – Когда-нибудь, дорогая, ты выберешься из этой нищеты, – она стала загибать пальцы, перечисляя всю обстановку жилища бабушки Джин, – и попадешь в сказочный дом, прямо как та Скарлетт О'Хара. – Она выдавила улыбку, демонстрируя безупречные и невероятно белые зубы. – И когда это с тобой случится, ты позаботишься о своей маме, слышишь?

Сейчас, вспоминая это, Оливия вздохнула. Ах, мама, если бы ты только знала. Оливия сделала бы все что угодно, лишь бы утихомирить демонов в своем сознании. Но в последнее время эти сны, которые она подавила, вернулись с удвоенной силой.

С тех самых пор, как она вернулась в Луизиану.

Ей нужно что-то делать со своими видениями. Нужно что-то предпринять в связи с тем, что она видела этой ночью.

Женщина мертва, Оливия. Ты ничего не можешь для нее сделать, и никто тебе не поверит. Ты это знаешь. Ты уже пыталась обратиться к властям. Пыталась убедить свою семью, друзей, даже своего проклятого жениха. Но никто тогда тебе не поверил. Не поверят и сейчас.

И вообще это был сон. Всего лишь сон.

Оливия медленно встала с постели, таща за собой стеганое одеяло своей бабушки, затем отперла застекленные створчатые двери на веранду. В сопровождении пса она босыми ногами ступила на гладкие половицы, окунувшись в прохладу раннего утра. Речушка была спокойной, медленно поднималась дымка, а огромные кипарисы словно стояли на страже рядом с водой, плещущейся возле задней части дома. Она положила руку на перила, отполированные человеческими ладонями за прошедшие сто лет. Какой-то ночной зверек поспешно скрылся в кустах, шурша сухими листьями и с треском ломая тонкие ветки на пути к реке. Руки Оливии покрылись мурашками. Устремив взгляд на неподвижные темные воды, она пыталась выкинуть из головы этот кошмар, но он не желал ее покидать, глубоко вонзившись в мозг.

Это был не просто ночной кошмар.

Оливия знала это с ужасающей точностью.

Не в первый раз она была «очевидицей» чьей-то смерти. С течением лет эти видения появлялись и исчезали, но всякий раз, когда она была здесь, в этой части заболоченной местности, ее мучили кошмары. Это было одной из причин того, что она здесь так долго не появлялась.

Тем не менее, она вернулась сюда. Снова приехала в Луизиану. И ночные кошмары уже начались, вернулись с ослепляющей, душераздирающей яростью, которая пугала ее до смерти.

– Это твоя вина, – пробормотала она, словно бабушка Джин, да благословит бог ее душу, преданную вуду, могла ее услышать.

Пальцы Оливии вцепились в перила. Так же ясно, как если бы она была в той крошечной ванной, Оливия снова увидела убийцу. Поднимался дым, и священник в маске, подняв меч, нанес им три удара...

Оливия зажмурилась, но видение не покидало ее. Священник. Служитель бога!

Она должна что-то предпринять.

Немедленно.

Где-то ночью убили женщину. Лишили жизни с нечеловеческой жестокостью.

Оливия машинально перекрестилась. Подул мягкий ноябрьский ветерок, и в ноздри ей ударил промозглый запах болота. Она потерла руки и плотнее завернулась в стеганое одеяло. Даже если ей никто не поверит, она все равно не сможет притворяться, что этого не случалось.

Быстро повернувшись, она направилась в дом. Бабушкино одеяло волочилось сзади. Хайри С шел за ней по пятам, царапая когтями твердую древесину пола. Подойдя к письменному столу, она включила маленькую лампу и принялась рыться в пыли, перебирая ручки, листки для заметок, наперстки и резиновые ленты, пока наконец не нашла нужный клочок бумаги, истрепанную газетную вырезку. Это была статья из «Таймс пикайюн» о последней вспышке убийств в Новом Орлеане. В ней говорилось, что детектив по имени Рик Бенц прекрасно проявил себя в раскрытии серии странных преступлений. Именно он нашел в них общий след и обнаружил их связь с доктором Сэм, Самантой Лидс, ведущей радиопрограммы «Полуночные признания».

То же самое радиошоу Оливия слышала ночью в своем сне.

Она вздрогнула, просматривая статью, которую вырвала из газеты несколько месяцев назад.

Бенц и его напарник Рубен Монтойя заслужили похвалу за раскрытие дела «Религиозного Убийцы», когда несколько проституток были убиты «отцом Джоном», человеком, терроризировавшим Новый Орлеан несколько месяцев назад. Отец Джон. Убийца, который был одержим доктором Сэм и ее радиошоу, садист, заставлявший своих жертв надевать рыжие парики, чтобы они были похожи на нее, убийца, который писал диалоги для своих жертв, заставляя их раскаиваться в своих дурных поступках... в своем сне она тоже видела, как священник требует от своей жертвы мольбу о пощаде и прощении.

Кровь застыла у нее в жилах.

Сначала человек, называющий себя «отцом Джоном», и теперь вот священник.

Она должна поговорить с детективом Бенцем. Как можно скорее. В полицейском участке никто ее даже не слушал – ее просто сочли сумасшедшей. Но с другой стороны, она привыкла к насмешкам. Может, Рик Бенц окажется не таким. Вдруг он прислушается к ее словам. Он должен.

Оливия отбросила одеяло и потянулась к джинсам и свитеру, висящим на столбике кровати. Затем схватила с тумбочки флакон ибупрофена, проглотила не запивая четыре таблетки и понадеялась, что они ослабят головную боль. Она должна мыслить ясно, чтобы объяснить...

Повесив через плечо сумочку, она влезла в мокасины и полетела вниз по лестнице. Хайри С следовал за ней. Но когда она проносилась мимо книжного шкафа в алькове возле входной двери, она почувствовала что-то вроде сквозняка – присутствие зла.

Оливия остановилась. Выглянула в окно. Шерсть у пса на загривке встала дыбом, и он зарычал. Через открытое окно она снова услышала шелест сухих листьев, порыв ветра сквозь ломкие ветки. Разыгралось ли у нее воображение, или же снаружи кто-то был... затаился в темноте?

Ее охватил страх. Она приблизилась к окну и принялась вглядываться сквозь дымку в темноту, но никого не увидела. В ночи все неожиданно стало неподвижным, порыв ветра стих.

Она захлопнула окно, заперла его и опустила жалюзи. Сейчас было не время пугаться. Но у книжного шкафа она снова ощутила это ледяное прикосновение.

Ты слишком напрягаешься. Перестань, Ливви!

Ее дыхание было неглубоким, и волоски на руках встали дыбом, словно в комнате кто-то был. Она посмотрела на свое отражение в зеркале рядом с книжным шкафом и вздрогнула. Растрепанные волосы, бледное лицо с несколькими веснушками, бескровные губы. Она выглядела испуганной, такой она и была.