взметнулся из-за стола Борис Леонидович. — Так чего же ты дурень медлишь? Целителя вызывай! Если у нее выкидыш случится, о помощи в приданом для дочки — забудь!

Степан тут же юркнул обратно за дверь, только тяжелый топот ног по коридору и слышен, а старик медленно опустился обратно в кресло. В сердце кольнуло. С чего бы Евгении в обморок падать? Неужели она увидела ту газету? А ведь как сам старик вначале даже обрадовался, что чужак в теле его внука погиб. Он-то все думал, как представить свету возможный отказ Григория от свадьбы, а тут — ну сгинул вдали, чего уж? Бывает. Зато все приличия соблюдены. Хоть Борис Леонидович и угрожал Григорию, что примет в род Евгению с правнуком, а самого парня вычеркнет из семьи, но сам делать этого не хотел. Слишком большой урон для репутации мог получиться. Потому и давил старик на непокорного «внука», указывал на невозможность исполнять условия клятвы вне рода, распускал слухи, что Григорий — отверженный, но официально от него не отказывался. И пусть слухи тоже не очень хорошо влияют на репутацию, но серьезные люди смотрят не на них, а на поступки. А раз Григорий из списков рода не вычеркнут, то на слухи можно смотреть сквозь пальцы.

Вот и радовался старик, прочитав в иностранной прессе о крушении паровоза в Канаде и список всех пассажиров, в котором увидел знакомое имя. Когда поезд не пришел в назначенное время в конечный пункт своего пути, ему навстречу отправили конный патруль. Он-то и обнаружил сошедший с рельсов в лесу состав с пирующей на трупах стаей волков. Выживших не нашли, а недостаток тел списали на тех же хищников. Все же патруль добрался до места аварии лишь на вторые сутки после крушения. Причину крушения тоже установили — один из рельсов лопнул, видно был из некачественной стали, и сдвинулся на пару сантиметров вбок. Этого хватило, чтобы колеса паровоза слетели с созданного для них «маршрута» и состав полетел под откос.

Бориса Леонидовича эта ситуация более чем полностью устроила. Чужака в теле внука он никогда своим не считал и его смерть воспринял спокойно. Но понимая, что у Евгении могли быть настоящие чувства к Григорию, а не напускные, как едко об этом говорили некоторые дамы в салонах, да и о «вселенце» она не знала, старик приказал сжечь ту газету. Но мало ли где она еще могла услышать информацию о смерти ее любимого «Гриши»? Те же «добрые» подруги вполне могли постараться и донести до нее эту новость.

— Только бы не выкидыш, — прошептал себе под нос старик. — Род Бологовских должен жить!

Месяц после крушения паровоза. Москва. Поместье Воронцовых

— Лидочка, ты наконец вернулась! — широко улыбаясь, София Александровна крепко обняла дочь. — Как твой отдых? Как Париж?

Расцепив объятия, две женщины удобно расположились в креслах гостиной и, дождавшись пока слуги накроют столик для небольшого чаепития, приступили к обмену новостями.

— Париж прекрасен, — пригубив чая, начала Лида. — Но на мой вкус, чересчур грязен. У нас почище будет. Хотя кавалеры там не в пример нашим более галантны, этого у них не отнять.

— Нашла там себе кого-то? — хитро улыбнулась мать.

— Нет, — фыркнула Лида. — Пусть они и галантны, но этого мало. Да и… не сказать, что французы трусы, однако от дуэлей они уклоняются. При мне семь раз между ними вспыхивал спор за мое внимание, и все заканчивалось через десять минут взаимных расшаркиваний! Да наши мужчины без сомнений бы бросили перчатку за некоторые из слов, что они друг другу говорили, а эти…! — Лида недовольно и даже чуточку брезгливо передернула плечами.

— Ну-ну, тише моя дорогая, — посмеиваясь, стала успокаивать дочь София Александровна. — Может это не страх у них был, а просто разум у них выше эмоций?

— Чушь! — фыркнула Лида.

— Пусть так, — легко согласилась женщина. — Главное, что ты смогла выкинуть все лишнее из головы.

Сказала она и тут же прикусила язык, потому что взгляд Лиды резко изменился.

— Ты сейчас про Григория, так? — с нотками льда спросила девушка.

— Да нет, что ты, — замахала руками женщина, коря себя за несдержанность.

— Этот человек меня давно не интересует. Пусть и дальше бегает за любой юбкой и надувает им животы хоть каждый день!

— Вот как? — весело спросил Сергей Михайлович, как раз в этот момент зашедший в гостиную. — Я рад, что ты забыла о нем. Тем более что теперь-то он точно не будет ни за кем бегать и рушить чужие жизни.

— Ты о чем? — насторожилась Лида, а София Александровна предостерегающе посмотрела на мужа.

Но тот словно не заметил этот взгляд.

— Григорий погиб при крушении паровоза месяц назад. Жаль конечно, парень он был отважный и верный родине. Но уж эта его манера волочиться за любой юбкой — она мне тоже не нравится. И хорошо, что ты это разглядела в нем до того, как вы могли сделать глупость. Что такое?

Только тут Воронцов заметил, как его дочь побледнела после слов о гибели Бологовского, а ее рука непроизвольно дрогнула, отчего горячий чай частично выплеснулся на красивое платье.

— Гриша… умер?..

В первый раз сознание вернулось ко мне от резкой боли в груди. Кто-то подхватил меня и буквально сдернул с ветки дерева, на которую я напоролся грудью. Перед глазами все плыло и рассмотреть, что происходит, не получалось. Слышались чьи-то голоса на незнакомом языке. Это не французский и не английский, которые я понимал. Потом раздался волчий вой, мне что-то прижали к ране, из-за чего меня прострелило болью, и я снова отключился.

Во второй раз мое пробуждение было более приятным. Нос щекотал аромат каких-то трав. На грудь что-то давило, но боль уже была тянущей и слегка колющей. Подобное бывает, когда рана заживает. Слегка напрягшись, я смог открыть глаза и оглядеться.

Первое, что я увидел, были блики огня от горящей свечи. Они сначала ослепили меня, однако проморгавшись, я смог разглядеть, что это была не свеча, а лучина — несколько тонких щепок, закрепленных на стене… чего-то. Стена шла под наклоном и плавно переходила в потолок. Рядом никого не было, чему я пока только порадовался. Это дало мне возможность спокойно осмотреться и попытаться понять, где я оказался.

Не знаю, сколько времени прошло, но мои глаза привыкли к тусклому свету лучины, а мозг заработал почти привычно, не стремясь «сбежать» в спасительное забытье.

Я оказался определенно в какой-то то ли палатке, то ли шалаше. А даже скорее в ч у ме — рукотворной «палатке» из шкур животных. Лежал я тоже на шкуре. Мне сложно судить, но вроде она раньше принадлежала волку или собаке. Серый короткий мех был довольно приятным на ощупь. У моей головы стояла плошка с какой-то жидкостью, которую я не рискнул пить. К потолку был подвешен пучок тлеющих трав, который и распространял разбудивший меня запах.

Попытка пошевелиться закончилась частичным успехом. Пальцы слушались, ноги я тоже чувствовал, а вот руки я поднять не смог. И не потому что они были привязаны — нет, я определенно не в плену. Просто когда я начал их поднимать, рану в груди закололо, а перед глазами пошла муть, и я счел за лучшее пока не шевелиться.

Переждав приступ слабости, я все же смог немного осмотреть себя. Грудь была плотно перевязана какой-то тканью. Потому я и чувствовал давление на нее. Одежды на мне не было, а сверху тело было укрыто тонким шерстяным покрывалом. Под головой ощущалась тонкая подушка, набитая какой-то крупой. Стоило мне пошевелить головой, как она тут же шуршала, а кожа чувствовала под тканью мелкие зерна. Было даже приятно. Этакий массаж головы получался.

В одиночестве я провел пару часов и, когда меня наконец навестили мои спасители, жажда уже вовсю требовала утоления. Но вот полог ч у ма откинулся, и внутрь проскользнула молодая девушка. Черные прямые волосы, слегка раскосые глаза, миловидное лицо с небольшими ямочками на щеках. Одета в просторную рубаху с длинными рукавами, скрывающую очертания тела. На рубахе вышиты какие-то узоры, но что они означают, и означают ли вообще что-то — понятия не имею.

— Ты пришел в себя? — заметила она, что я смотрю на нее.

— Да. Можно мне попить? Воды, — добавил я, а то еще даст ту плошку с непонятной бурдой.

— Я спрошу у Апая, можно ли тебе, — сказал она и покинула чум.

Через пару минут вернулась она с каким-то сморщенным стариком.