– Лунды, разумеется, интересуются только друг другом и своим сынишкой, а остальные соседи гораздо старше меня.

Ни в квартире 2А, ни в ее обитательнице я не нашел ничего подозрительного; шведка показалась мне достойной доверия. Я не без сожаления воздержался от того, чтобы вычеркнуть Сару Сундквист из списка подозреваемых.

4

Судя по красной надверной табличке в форме сердца, Кристиан и Карен Лунд жили в квартире 2Б. Их сынишка, которому исполнился год и месяц, мирно спал в своей кроватке. Лунды показались мне воплощением молодой счастливой супружеской пары. И хотя они улыбались всякий раз, когда переглядывались или косились на сынишку, на мои вопросы оба отвечали вполне серьезно. Кристиан Лунд, коренастый блондин, производил впечатление человека спокойного и мирного. Убийство соседа, видимо, потрясло его. Он несколько раз повторил, что убийство в доме особенно неприятно для человека, у которого есть жена и ребенок, и, пока преступника не поймают, он боится оставлять своих близких одних.

Ни сам Лунд, ни его жена не в состоянии были даже представить, что к убийству может быть причастен кто-то из соседей; по их мнению, преступнику каким-то образом удалось проникнуть в дом с улицы. О Харальде Олесене они могли сказать только хорошее. Временами он выглядел одиноким – в конце концов, он ведь пенсионер и живет один – и все же всегда одевался со вкусом и был вполне бодр. Лунды никогда не видели в доме никакого оружия; у них его, разумеется, нет. Словосочетание «синий дождевик» также не произвело на них особого впечатления.

О себе Карен Лунд рассказала, что она – единственная дочь фабриканта из Берума. С мужем познакомилась на «довольно скучных курсах в школе бизнеса», а до замужества некоторое время работала в магазине модной одежды. Кристиан Лунд происходил из другой среды: он был сыном секретарши из Драммена, матери-одиночки. Молодой мужчина довольно пылко заявил, что его отцом может оказаться кто угодно, но он не желает знать, кто этот человек. Мать, которой он за все благодарен, умерла от рака год назад, всего за несколько дней до рождения внука. Кристиану Лунду очень нравилась его работа. С самодовольной улыбкой он сообщил, что его оценки в школе бизнеса были лучше, чем можно ожидать от такого, как он. В последнее время Кристиан получал несколько «весьма привлекательных» предложений работодателей, однако доволен своим теперешним положением управляющего магазина спорттоваров. Его жена добавила, что ее родители обожают и зятя, и внука. В целом она держалась гораздо хладнокровнее мужа; похоже, происшествие не так сильно потрясло ее.

Выйдя от Лундов, я понял, что так и не получил ответа на один очень важный вопрос: когда Кристиан Лунд на самом деле вернулся домой в день убийства? Его жена уверенно ответила, что он вошел в квартиру ровно в девять. Он отпер дверь как раз на заставке телевизионного шоу Данни Кея, которое началось без пяти девять. Кристиан Лунд объяснил, что ему пришлось задержаться в магазине, так как у них проходит учет и нужно было заняться бухгалтерией, так что с работы он вышел в четверть девятого. Все совпадало с показаниями фру Хансен, которая утверждала, что Кристиан Лунд вернулся в девять, однако противоречило словам Даррела Уильямса, который говорил, что видел, как Кристиан Лунд вошел в дом, когда он беседовал с Конрадом Енсеном, то есть на час раньше.

Высказав молодой чете недоумение относительно такого расхождения, я заметил, как встревожился Кристиан Лунд. Он несколько раз повторил, что не возвращался домой до девяти вечера. Если же двое соседей утверждают обратное, то они либо ошибаются, либо спутали его с кем-то другим. Его жена тут же поспешила на помощь. Ее муж самый надежный и честный человек на свете, пылко воскликнула она, в середине дня он позвонил ей и предупредил, что задержится на работе и вернется не раньше девяти. Я счел за лучшее отступить и тактично удалился, чтобы подумать обо всем на досуге.

Я снова спустился к парадной двери и расспросил фру Хансен. Она нахмурилась и повторила, что вчера «Кристиан не возвращался домой до девяти вечера». В ее записях абсолютно точно отражено время, и она записывала имена жильцов в том порядке, в каком они пришли домой.

– Если Кристиан вернулся прежде Даррела Уильямса и Конрада Енсена, странно, что я записала его имя под их именами, – сказала сторожиха.

Я вынужден был признать этот довод разумным. Более того, жена сторожа хорошо помнила, как Кристиан Лунд позвонил домой и сказал, что не вернется до девяти.

Я посмотрел на аккуратный почерк жены сторожа. Трудно поверить в то, что она способна ошибиться. Но и причин сомневаться в том, что Даррел Уильямс видел Кристиана Лунда у входа на час раньше, у меня не было. Поэтому и Лундов я из списка подозреваемых не вычеркнул.

5

Мой визит в квартиру слева на первом этаже оказался более драматичным. Конрад Енсен, коротышка среднего возраста в красном свитере и габардиновых брюках, подтвердил, что работает таксистом; у него были наготове и документы, судя по которым ему принадлежала машина марки «пежо» старой модели с маячком. Машина была припаркована на улице у дома. Конрад Енсен сообщил, что живет здесь с 1948 года, холост и детей у него нет. Всю свою взрослую жизнь он живет один.

В волосах Конрада Енсена, когда-то черных, пробивалась седина. Я заметил, как во время нашего разговора выражение его лица менялось от уныния к отчаянию. Его ответы становились все суше и короче, и он все чаще задумывался, отвечая на самые простые вопросы. Да, он вернулся с работы в восемь, сразу после Кристиана Лунда и Даррела Уильямса. Да, он не сомневается в том, что Кристиан Лунд вошел в дом до него. Да, они с американцем в четверть одиннадцатого стояли на площадке у лестницы и обсуждали предстоящий футбольный матч, как вдруг послышался выстрел… Да, они вдвоем немедленно бросились наверх, на третий этаж, и попробовали позвонить в дверь. Да, Кристиан Лунд, жена сторожа и Андреас Гюллестад тоже поднялись туда через несколько минут. Нет, он никогда не видел в доме на Кребс-Гате синего дождевика. Неожиданно он глубоко вздохнул и чуть повысил голос:

– Наверное, лучше сказать самому, потому что рано или поздно это все равно всплывет. Я поддерживал нацистов, во время войны состоял в партии «Национальное единение», за что в сорок пятом – сорок шестом отбывал тюремный срок. В партию я вступил еще до войны, а после девятого апреля сорокового года работал на немцев – был шофером. Свое прошлое никогда не скрывал. Но позже не совершал никаких преступлений. Да и вообще ничего больше за мной не числится, ни плохого, ни хорошего.

После таких слов, вполне естественно, я взглянул на Енсена новыми глазами. Он поспешил добавить:

– Я не имел никаких дел с Харальдом Олесеном ни во время, ни после войны и к его смерти никакого отношения не имею. Более того, для меня хуже его смерти ничего не придумаешь… – Немного помолчав, он продолжил медленно и угрюмо: – Понятно, что все сразу заподозрят меня. Пройдет совсем немного времени, и в газетах напишут, что я нацист. И я стану для всех мишенью. Я уже сталкивался с таким от ношением, когда вышел из тюрьмы. Ведь мне дважды пришлось менять фамилию: Конрад Хансен стал Конрадом Педерсеном, а теперь – Конрадом Енсеном. Всегда находятся те, кто в курсе дела, и рано или поздно меня начинают обзывать Конрадом Квислингом. А некоторые пассажиры отказываются садиться в мое такси, услышав, что я состоял в «Национальном единении». Правда, в последнее время такие случаи бывали довольно редко. Но теперь у меня снова начнется черная полоса…