Диккенс одернул манжеты фрака, вскинул подбородок и, окинув маленькую нахалку надменным взглядом, наставительно промолвил:

— Я служу в этом доме дворецким уже не один десяток лет, и мистер Пиверс мною вполне доволен. Все ранее сказанное мной было доведено до твоего сведения по его поручению. Что же до моих умственных способностей, мисс Нахалка, то не тебе с твоими куриными мозгами о них судить. И еще я должен предупредить, что в гостиной тебя ожидают мистер Артур Уильям и его супруга. Мне оповестить их о твоем прибытии?

— Вот это действительно потрясающая новость! — воскликнула Энни. — Значит, сюда пожаловал старший сын Арчи со своей женой, как бишь ее? Милдред? Нет, кажется, Митци! Эта парвеню пытается убедить всех, что Арчи сколотил свое состояние не на торговле туалетной бумагой, а на производстве предметов личной гигиены. Ничего, я утру нос этой выскочке и лицемерке! Скажи-ка, Диккенс, как я выгляжу?

— Вполне прилично, — хмыкнув, сказал дворецкий. — И держишься пока достойно. Надеюсь, что ты не разочаруешь мистера Пиверса и сполна отработаешь деньги, которые он тебе платит.

— Рада это слышать, Диккенс. Спасибо за интересную беседу, она меня взбодрила. Что ж, веди меня, Макдуфф! — воскликнула Энни, борясь с желанием пулей выскочить за дверь, кубарем скатиться по мраморной лестнице и, прыгнув в свой спортивный автомобиль, умчаться в неведомые дали, где никто и никогда ее не разыщет.

Мажордом с важным видом вывел ее в вестибюль, и Энни подумала, что сбежать отсюда она всегда успеет, а вот другого такого шанса выбиться в люди у нее не будет. Ведь еще совсем недавно она даже не мечтала, что станет вхожа в дом миллионера, одна лишь прихожая которого вселяла трепет в простого смертного. Темные стены, массивная мебель красного дерева и огромная хрустальная люстра весом в полтонны под сводчатым потолком вызывали у всякого, кто впервые переступал порог особняка Пиверса, ощущение, что он перенесся в начало прошлого столетия.

— Готова побиться об заклад, что здесь колоссальное эхо, — заметила Энни, следуя за мажордомом. — Можно мне это проверить?

— Разумеется, раз уж тебе не терпится подтвердить свое низкое происхождение, — саркастически произнес Диккенс. — Я даже готов помочь тебе вывести наиболее эффектную трель!

Энни тотчас же закрыла рот, признав довод дворецкого вполне уместным и разумным, и расправила плечи, стараясь ступать величаво и грациозно.

Наконец Диккенс остановился напротив закрытых двойных дверей, приосанился и, резко распахнув их, гаркнул:

— Мисс Энни Кендалл с визитом к своим тетушке и дядюшке Пиверс!

— Высший класс, Диккенс! Наверное, тебе пришлось долго тренироваться, чтобы научиться оглушать людей своим басом, — прошептала Энни, проходя мимо дворецкого в гостиную. — Будь так любезен, отнеси кролика в мою комнату! — добавила она и всучила ему своего плюшевого спутника.

Диккенсу не оставалось ничего другого, кроме как сунуть дурацкую розовую игрушку под мышку и почтительно кивнуть.

— Постарайтесь не дать им ни малейшего повода заподозрить нас в сговоре, мисс Кендалл, — едва слышно прошептал он. — Как только встреча закончится, поднимайтесь в опочивальню мистера Пиверса, он будет вас ждать!

С этими словами дворецкий повернулся и покинул гостиную.

На мгновение Энни стало страшно: без своего плюшевого дружка и моральной поддержки Диккенса она почувствовала себя не в своей тарелке. Помещение, в котором она очутилась в первый раз, значительно превосходило размерами прихожую и было несравнимо отвратительнее даже спальни Арчи.

Очевидно, владелец особняка питал особую слабость к бархату кроваво-красного цвета. Этот ужасный оттенок доминировал в отделке огромного зала: из багрового материала были сшиты и портьеры, и шторы, и обшивка мебели в стиле викторианской эпохи, и драпировка стоявшего в дальнем углу концертного рояля, отделанная бахромой. Темно-красными дорожками и коврами был устлан паркетный пол, из красной ткани были выполнены даже абажуры настольных ламп. И лишь стенные обои были белыми, отчего вошедшему сюда казалось, что он очутился в стеклянном аквариуме, наполненном кровью. Энни охватил благоговейный трепет. Из оцепенения ее вывел внутренний голос, напомнивший ей, что она здесь вовсе не на экскурсии, а с ответственной миссией.

Энни огляделась и убедилась, что действительно в гостиной не одна: два человека, сидевшие в красных бархатных креслах, при ее появлении встали и вперили в нее испуганные взгляды, словно бы увидели разносчика смертельной заразы.

Артур Уильям, которого Арчи любовно называл Подгузником, был точной копией папаши, с той лишь разницей, что был значительно моложе его, полнее и гораздо серьезнее. На его шишкообразном багровом носу пьяницы поблескивали очки в золотой оправе, а из ушей торчали пучки волос. Толстяк испуганно переступил с ноги на ногу и вцепился в руку своей спутницы, словно бы ища у нее защиты.

Но Митци Пиверс тоже впала в оцепенение, отчего стала похожа на огородное пугало с мочалкой вместо головы. Вид у этой болезненно худой крашеной блондинки тем не менее был куда более мужественным, чем у ее супруга. Видимо, не случайно Арчи относился к ней благосклонно и называл ее не иначе как Конь-Бабой, поясняя это ласковое прозвище так: «Митци оторвала яйца у моего Подгузника в их первую же брачную ночь и с тех пор носит их вместо него сама».

Вспомнив эти слова старого проказника, Энни улыбнулась и, осмелев, шагнула навстречу растерявшимся супругам со словами:

— Привет! Я та самая Энни Кендалл, о которой вы, наверное, уже слышали от дедушки Арчи! Рада познакомиться с вами.

Проснувшийся в ней бесенок подбивал ее произнести нечто совсем иное, к примеру: «Я ваш худший кошмар! «

Однако благоразумие одержало победу над желанием подурачиться, и Энни протянула Артуру Уильяму руку для рукопожатия.

Он вяло потряс ее в своей потной ладони и покосился на супругу, вновь переступив ногами в остроносых скрипучих туфлях.

— Диккенс назвал вас нашей племянницей, — грудным голосом промолвила Митци, сверля Энни глубоко запавшими глазами, под которыми залегли темно-синие тени. — Однако я в этом не уверена.

— Вероятно, я довожусь вам внучатой племянницей, либо чем-то вроде седьмой воды на киселе, если принять во внимание, что моя мамочка была незаконнорожденной. Честно говоря, я не слишком разбираюсь в таких тонкостях, главное, что мы с вами родственники. Не правда ли?

Ошарашенные этой тирадой, супруги Уильям переглянулись и молча уставились на Энни, надменно вскинув подбородки.

Это нисколько не обескуражило ее, и она продолжала свой монолог:

— Вам, конечно, любопытно узнать историю моего появления на свет! Так вот, моя мамочка родилась в результате бурного романа Арчи с моей бабушкой, работавшей здесь служанкой в незапамятные времена. Увы, теперь ни бабушки, ни мамочки уже нет в живых, так что Пиверсы — мои самые близкие родственники. И я безумно счастлива, что наконец-то обрела родных людей в вашем лице. А уж как рад мой Дедушка Арчи, вы себе представить не можете!