Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Хорошо, – снова высокими частотами просипел телефон.
– Сашенька, – окончательно смягчившись, по-отцовски обратился к подчиненной Николай Андреевич, – через неделю – в отпуск за счет фирмы на Карибы. И не вздумайте спорить.
– Спасибо! – Саша покраснела.
– Велкам, – передразнивая рекламный слоган, ответил Николай Андреевич.
Маша, постучав формально в дверь, вошла с медным подносом, заставленным чашками разной формы и содержания, начала расставлять их молча на стол перед гостями.
– Михаил Алексеевич, новости есть?
Молодой человек, располагавшийся слева, ближе всех к выходу, довольный сам собой, улыбнулся.
– Нет, все как всегда, все три ситуации под контролем, к понедельнику завершим.
– Хорошо!.. Ренат?
Молодой человек, сидевший напротив Михаила, поднялся с места.
– Николай Андреевич, пятнадцатое дело подготовлено, готово к запуску, на все про все – три дня. Единственное, с исполнителем заминка, не решили, кого послать.
– Пустяки, решим… Антон Палыч, как наше ничего? – обратился он к соседу Рената. Тот развел руками.
– Все в полном порядке!
– Радуете. А…
– Лучше не бывает. Доклад по правительству и промышленникам будет готов к двум часам, – исполнительный «менеджер среднего звена» решил не дожидаться, когда его призовут к ответу.
– Спешите, Иван Иванович, спешите… – начальство недовольно покачало головой. – Доклад завтра утром жду. И впредь, очень прошу, не торопите события… Константин Сергеевич, директивы подготовили?
– Да.
Первый зам принялся раздавать аккуратные папки с документами присутствующим.
– Ренат, ко мне забежишь потом, подробности обсудим.
– Хорошо, – с другого конца стола отозвался Ренат.
– По поводу новенькой, Константин Сергеевич, вечерком побеседуем, если не заняты?
– Нет… эм-м-м… не занят.
– Что с пятнадцатым? Кого пошлем? – Николай Андреевич как будто подвесил вопрос на невидимую вешалку над самым центром стола.
Первым среагировал заместитель.
– Может, курьера? Сегодня осмотрится, завтра в бой?
– Рановато еще, – задумчиво и протяжно заметил начальник. – Еще идеи?
Видно было, что вопрос на незримой вешалке никому в кабинете не давал покоя, но и сил срубить эту самую вешалку под корень не находилось.
– Может, Ольгу? – неуверенно вполголоса пробормотал один из сотрудников.
– Миша, своего же зама в огонь и пламя? Не жалко кадрами раскидываться?
– Она в огне не горит, а пламя только ярче, Николай Андреевич. Заработалась она, устала, вот и будет ей приключение.
– У нас не бюро приключений. Не мстишь, надеюсь?
– Что вы, Николай Андреевич, как можно?
– Шучу я, шучу… Что ж, если ни у кого других предложений нет, пусть Ольга идет, – Николай Андреевич набрал какую-то простую комбинацию цифр на телефоне, послышались два громких протяжных гудка…
– Да, Николай Андреевич?
– Оля, здравствуйте. С пятнадцатым знакомы?
– Так точно.
– Пакет у Михаила Алексеевича заберете и можете приступать к выполнению. Вопросы есть?
– Нет. Вопросов нет… – нотки не то печали, не то недовольства были явно слышны в ее голосе.
– Что ж, господа… – Начальник встал из-за стола, очевидно, приглашая остальных сделать то же. – На этом наше совещание считаю завершенным, всем спасибо и удачного рабочего дня!
Зараза, да что ж ты на меня смотришь так укоризненно?.. – мысль сия адресовалась старому верному другу Николая Андреевича. Не Константину Сергеевичу, другому другу – железному бежевому. Друг этот бросал, как казалось Николаю Андреевичу, полный отчаяния и смертельной обиды взгляд на прежнего своего хозяина, издалека, со служебной стоянки, за добрую сотню метров, через городской смог и металлопластиковое окно.
Вот понимаю же, что сам себе придумал эти наши чувства. Понимаю, что ни жены, как говорится, ни собаки, что старею день за днем… Понимаю и все равно переживаю… Работа эта…
Все-таки, как только любимое занятие становится работой, что-то неуловимое теряется в нем. Хм… А сколько я всего такого неуловимого могу поймать? Или скажем, сколько одновременно? Вот сейчас: на поверхности всякая белиберда про машину и себя любимого. Чуть дальше – пятнадцатое дело и Оленька. Еще что? Лешка со своей командировкой…
Так. Дальше что? Концепция работы фирмы чуть больше, чем на три года. Структура фирмы… Все? – Он вперил тусклый взгляд в кусок дождливого майского неба через окно. – Нет, не все… Эх… Ладно, в общем. В лучшие времена насчитывал двадцать две параллели. Как мало, ничтожно мало.
Двадцать две. Это на шесть миллиардов человек, шесть материков, миллиарды планет и миллионы звезд. Что я могу? Отчего нельзя развивать деление мышления? Сегодня два, завтра четыре, и понеслась. Вот зараза… – Николай Андреевич тяжело вздохнул, мотнул из стороны в сторону головой, будто волоокий бык перед закланием. – Смотрит она, дура… Тьфу ты… – Отвернулся от окна, не спеша подошел к рабочему столу и сел. – Знаю же, отчего нельзя делить… Да что мне то знание?
– Разрешите?
Размышления начальника были решительно и подло прерваны, как полет шмеля бывает прерван сачком юного натуралиста: улыбающееся личико Оли показалось в просвете входной двери.
– Заходи, Ольга, присаживайся, – откликнулся начальник. Немного погодя продолжил: – Ты, наверное, хочешь спросить: «Почему, Николай Андреевич, я? Ведь дело же – бытовуха обычная, ведь молодежи пруд пруди, а у меня новый проект, а я вся такая звезда и тут – на тебе». Прав? Так вот, – не дожидаясь ответа, почти нараспев провозгласил он, – было в коммунистической партии такое верное слово «надо». Надо и все. Почему да отчего? В нашей профессии, Оленька, думать – последнее дело, – довольный собственной своевременной уместной шуткой, Николай Андреевич улыбнулся, но тут же, будто опомнившись, принял нарочито суровый и серьезный вид. – Поймешь, я надеюсь, почему надо так, а не иначе. А не поймешь, в ту же минуту заявление на стол. Вопросы? Возражения? Пожелания?
Растерянная и немного подавленная Ольга, как первоклашка, отрицательно замотала головой.
– Всего доброго.
Ольга встала, замешкалась немного перед дверью, выдала что-то вроде долгого «эм-м-м», собираясь спросить о чем-то, но, так и не собравшись, проговорила лишь: «До свидания, Николай Андреевич», – и была такова.
– Оленька! Оленька, солнышко, вставай, проспала все на свете.
– Ма-а-ам, – сонно и недовольно прозвучало из-под одеяла.