— Разумеется, — не колеблясь ни секунды, подтвердила она.

Он ожидал иного ответа, а ощутил на себе воздействие той власти, которую она имела над мужчинами.

— Вы всегда говорите столь откровенно?

— Я актриса, лорд Линвуд, потому никогда не бываю откровенной.

Она снова улыбнулась, вызвав ответную улыбку, столь редкую за последние несколько месяцев.

— Что представляет собой настоящая Венеция Фокс?

Он никогда бы не осмелился задать этот вопрос ни одной другой женщине, ее же спросил, потому что действительно хотел услышать ответ.

— Что вы имеете в виду?

— Довольна ли она тем, что всегда пребывает в тени божественной актрисы мисс Фокс?

— Божественной? Вы снова мне льстите.

— А вы уклоняетесь от ответа.

— В таком случае да, она очень довольна тем, что скрывается в тени.

— Могу ли я с ней познакомиться?

— Едва ли она сумела бы вас заинтересовать.

— Почему бы не предоставить мне право самому судить об этом?

Линвуд заигрывал с ней, намереваясь продлить очарование, хотя в настоящее время ему было совершенно не до флирта и женщин.

— Раскрыть душу перед незнакомцем?

Она изогнула изящную бровь и слегка подалась вперед таким образом, что взгляд Линвуда сам собой устремился к ее декольте, а перед мысленным взором предстала картина того, как она обнажает перед ним восхитительную грудь. Он понимал, она лишь играет с ним, как и со всеми прочими, но в данный момент ничуть не волновался. Эта женщина — единственное, что отделяет его от горечи и ужаса собственных мыслей и воспоминаний.

— Возможно, мы не всегда будем чужими друг другу, мисс Фокс.

— Возможно, — согласилась она, одаривая его чувственной улыбкой.

В ночном воздухе разлились чарующие чистые звуки музыки, доносящиеся из бального зала.

— Волга, — сказала она. — Мой любимый танец.

Их взгляды встретились.

— Боюсь, мисс Фокс, сегодня вечером я не танцую.

Да и как он мог, когда столько висело на волоске?

Венеция сделала несколько шагов ему навстречу и остановилась, едва не касаясь подолом платья мысков его ботинок. Склонила голову набок, загадочно глядя на него. Линвуду вдруг захотелось поцеловать ее, отведать на вкус ее губы, поддаться искушению, которое она воплощала. Он уже долгое время не был с женщиной. Но стоило лишь потянуться к ней, ощутить горько-сладкий аромат апельсина, как она отстранилась и прошептала, лаская ему щеку своим теплым дыханием:

— Это была не просьба.

Ее голос взволновал не только душу, но и мужское естество, воспламенив кровь.

Венеция отстранилась не сразу, несколько замешкавшись.

— Думаю, как-нибудь после полудня нам стоит прокатиться в экипаже. — Слова сами слетели с языка, прежде чем он успел осознать, что говорит.

Она посмотрела ему в глаза, омыв холодным сине-белым блеском зимнего моря, влекущим и одновременно недостижимым. Линвуд тут же догадался, что она намерена отказать.

— Может быть.

Сияние глаз стало жарким, но она тут же опустила длинные черные ресницы и зашагала обратно в бальный зал, чувственно покачивая бедрами.

Часы в маленькой гостиной пробили одиннадцать, когда Венеция наливала кофе сначала Элис, затем себе.

— Отвечая на твой вопрос, скажу: да, вчера вечером все прошло хорошо, — улыбаясь, ворковала Элис. — Рейзби предложил мне содержание в тысячу фунтов в год за то, чтобы я стала его любовницей. И еще дом на Харт-стрит недалеко отсюда. Ты только вообрази! Мы бы тогда жили с тобой почти по соседству. А еще он обещал проследить, чтобы дом обставили самой лучшей мебелью. Уверена, это предложение не сравнимо с тем, что посулил тебе Хоувик, такая уйма денег мне даже не снилась.

— Не стоит так уж превозносить предложение Хоувика, Элис.

— До меня дошли слухи, что он предложил тебе десять тысяч фунтов.

— Тебе ли не знать, что сплетням доверять не стоит.

— И все же это должна быть значительная сумма.

— Значительная, но не столь большая, как ты себе представляешь, — солгала Венеция, думая о тех огромных деньгах, которые герцог Хоувик готов был ей предложить. Некоторые мужчины считали, что могут купить весь мир, стоит лишь сторговаться в цене. Она едва не скривилась от этой мысли.

— И все же ты его отвергла.

Попивая кофе, Венеция тщательно обдумывала ответ. Отношение Элис понять несложно. Венеция же, руководствуясь личными соображениями, предпочитала выйти за рамки того, что считалось нормальным в профессии актрисы.

— И что же ты ответила Рейзби?

— Сказала, мне нужно время все обдумать. Прежде всего, хотелось переговорить с тобой.

— А сама ты как считаешь?

— Не потребовать ли больше денег.

Венеция посмотрела подруге в глаза.

— Не нужно на меня так смотреть. — Элис отвернулась. — Мне отлично известно твое мнение о женщинах, продающих себя мужчинам. Но тысяча фунтов в год не та сумма, от которой можно отказаться.

— Верно. Однако не забудь о том, что после успеха пьесы мистер Кембл будет вынужден увеличить тебе жалованье, ведь ему придется соперничать с другими театрами, которые попытаются сманить тебя на лучших условиях. Мне известно, что ты посылаешь деньги матери. Если тебе требуется финансовая помощь…

Элис покачала головой:

— Я не стану брать у тебя деньги. Ты и так много для меня сделала, Венеция. Кроме того, дело не только в деньгах. Рейзби — маркиз, он молод, красив и нравится мне. Я бы с радостью стала его любовницей.

— Элис, Рейзби может быть кем угодно, но не позволяй ему очаровать и одурачить себя. Он распутник, джентльмен с дурной репутацией. Опасайся его.

— Я не питаю никаких иллюзий на его счет. Поверь мне, я знаю, как это происходит. Я не дурочка, стараюсь быть практичной и надеюсь извлечь для себя максимальную выгоду.

— Что ж, в таком случае, — Венеция вздохнула, — требуй большего. Не называй свою цену и не показывай, что склонна принять предложение или окончательно все решила. Очаровывай его малым, а не большим. И, самое главное, не позволяй ему себя и пальцем коснуться, пока соглашение не будет задокументировано, подписано и копия не окажется у тебя в руках.

— Слушаюсь, мадам! — усмехнулась Элис. Усмешка тут же погасла, сменившись задумчивым выражением. — Рейзби сказал что-то о тебе и виконте Линвуде. Я видела его в зеленой комнате, но понятия не имела, что ты была с ним наедине на балконе.

Венеция не стала отрицать очевидное. Даже Элис она не могла объяснить, во что оказалась вовлеченной, поэтому просто пожала плечами, будто произошедшее ничего для нее не значит.