шёл седьмой год, не малявка уже! Пацаны пошли кататься с горки, которая была в километре от деревни. Иванович увязался за ними с самодельными, тяжёлыми санками. Пришли, стали кататься.

Санки разогнались, свернули в сторону, врезались в корягу, а потом и в дерево. Мальчишки стали смеяться и Гена, превозмогая жгучую боль в паху, тоже пытался смеяться.

Он пошёл домой. Теперь его никто не видел и слёзы не надо было сдерживать. Замёрзли руки, в валенках растаял снег, и ноги закоченели, но санки Гена не бросал.

С трудом доплёлся до первого дома, где жила его дальняя родственница тётя Рая. Та, увидев несчастного Геннадия Ивановича, затащила его погреться. Стала помогать раздеваться и обнаружила, что штаны обильно пропитаны кровью. Сняла их и ахнула — весь пах был разорван!

Рая налила мальцу горячего чая, дала горсть конфет-подушечек и побежала за родителями, которые вскоре приехали на лошади и повезли горемыку в больницу.

Хирург зашил рану.

— Повезло тебе, чуть женилки не лишился! За то, что не плакал и терпел, хвалю и даю две витаминки!

Родителям забрать Ивановича не разрешили. Ночью он горько плакал.

Гена быстро перезнакомился со всеми детьми. Очень понравилась Анечка — было как-то приятно и радостно смотреть в её синие глаза. Иванович решил: «Когда вырасту, женюсь на ней!»

Приехали родители. Он сказал им:

— Я сейчас!

Убежал, заигрался с Анечкой, а когда вспомнил о родителях, их уже не было. Стало стыдно — небось едут, плачут, и от жалости к ним сам заплакал.

Настал день выписки. Иванович побежал проститься с Анечкой. Она поцеловала его в лобик, а он её в щёчку. Надо было радоваться, ведь сейчас наконец он поедет домой, но почему-то хотелось плакать. Мама спросила:

— Сынок, ты чего плачешь? Ещё болит?

— Да нет, мам, это я от радости!

И с горечью подумал: «Вот я уже и врать научился, как все мужики».

Кусочек счастья

Родители были сельскими учителями. Отец любил маму и никогда ей не изменял, хоть после войны было много вдов, которые, не мудрствуя лукаво, зазывали его открытым текстом. Папа всё понимал, сочувствовал женщинам и всегда делал им комплименты. Завидев отца, женщины расправляли плечи, хорошели на глазах и меняли походку.

Весело было смотреть, как папа встречается с учительницей русского языка. Она была нашей соседкой, поэтому эту картину мы наблюдали часто. Папа кланялся, при этом снимал кепку и касался ею земли, а она делала ему реверанс.

Когда отцу было за семьдесят, он ходил на край села за молоком. Каждый раз он проходил мимо старушки, которая ради его шутки и улыбки в любую погоду рано утром поджидала ненаглядного на своей скамеечке. Папа стал ходить за молоком с цветами. Мама ворчала:

— Ты со своими дамами скоро все цветы вырвешь, рви хоть не букетами, а по три цветочка!

Как-то старушка со слезами на глазах призналась отцу, что ей в жизни никто кроме него не дарил цветов, не целовал руку и не говорил комплиментов. Вскоре её не стало. Папа успел подарить ей кусочек счастья.

Про колдовство

Родители мои были сельскими учителями, не верили ни в бога, ни в колдовство.

Первой ушла мама, через два года отец. На похороны папы приехал Масловский Фёдор Харитонович со стареньким учителем из какой-то глухой деревеньки.

Помянули. Сидели, разговаривали. Фёдор Харитонович рассказал, как он с женой и двумя детьми приехал в наше село, где стал работать директором школы. Решили держать свою корову. Сменили не одну, но молока от них не видели. Дойные коровы переставали давать молоко, а телята рождались мёртвыми. Пытались держать козу — та же история. Почему это происходило, семья узнала, когда собралась уезжать. Пришла соседка и попросила у них прощения, рассказала, что из зависти делала наговоры на воду и выливала её под двери их сарая.

Я своему бывшему учителю верю.

Сглаз

Летом после обеда в самую жару соседи любили часок посидеть в тенёчке на скамейке бабушки Авсеихи. Звали её так потому, что она была замужем за Авсеем. Старушка была набожной, скромной, милой, с большими синими глазами и белоснежными зубами, которые в целости сохранились до самой смерти.

Мы попросили рассказать что-нибудь о себе. Вот её рассказ:

— Муж воевал, у меня на руках был грудной Феденька. Я пришла в церковь на исповедь. Батюшка сказал, чтобы меня пропустили без очереди, что не понравилось моей соседке. Когда я проходила мимо, она зло посмотрела и махнула перед моим лицом своей юбкой. И я сразу ослепла. Добрые люди увезли меня в хабаровскую больницу. Врачи не знали, как мне помочь. Соседка по палате посоветовала поехать к целительнице в село Екатеринославка. К вечеру мы с Феденькой добралась до неё. Целительница нас накормила, обласкала и сказала: «Спи спокойно, милая, рано утром ты увидишь Божий свет». Рано утром она разбудила меня и повела умыться ключевой водой. Как только я умылась, так сразу и прозрела. Вернулся с войны муж. Счастье было недолгим. Зашли в наш огород соседские куры, Авсей стал бросать в них камни и убил курицу. Соседка всё видела и крикнула мужу: «Вот так и ты, Авсей, через год подёргаешься и сдохнешь!» Муж вскоре заболел и через год умер.

Хорошо, что у Авсеихи был Феденька, с которым она прожила до восьмидесяти лет.

В жизни ни черта не понимаете!

Мне семнадцать, учусь в институте. Приехала к сестрёнке. Спрашиваю любимого племянника, ученика первого класса:

— Как учёба и жизнь молодая?

— Нормально. Вчера Ольга с Машкой заманили меня к себе домой и целовали! Не на того напали. Больше не заманят. Приходи завтра ко мне в школу?

— Зачем, с девочками разбираться?

— Нее, хочу познакомить тебя с новым учителем физкультуры. Вы будете классной парой!

— С чего ты взял, что он мне понравится?

— Сто пудов, все девочки в нашем классе в него влюблены.

— Да он может женатый или я ему не понравлюсь…

— Я его уже спрашивал, не женат. А если ты мне нравишься, то и он втюрится!

Мы с сестрой смеёмся, а «сваха» обиженно добавляет:

— Расхихикались, а в жизни ни черта не понимаете!

Кто на самом деле «тундра», «леспромхоз» и «колхоз 8 марта»

Нас три сестры: Ольга старше Санюры на год, а я младше Сани на двенадцать лет. Я и Санюра — февральские водолейки, у нас полное взаимопонимание. Саня часто говорит:

— Ты — это я, повторённая через двенадцать лет!

А вот Ольга — скорпион, как говорят, это совсем другой