Маркелов обнял девушку и, кивнув всем головой, вышел с ней из гримуборной. Судя по лицу Татьяны, настроение у нее испортилось окончательно. Она потребовала еще шампанского, после чего объявила, что спектакль закончился. Гости безропотно стали прощаться. Павел сел на диван, давая понять, что не собирается следовать за ними. Когда в гримуборной, кроме Стасика, никого не осталось, Татьяна встала, подошла к Павлу и с удивлением спросила:

— У тебя что, серьезные намерения?

— Вполне, — ответил он.

— Тогда иди, заводи машину. Я быстро. Мазаться не буду. И так хороша. Стасик, проводи его. А то запутается в наших катакомбах.

В сопровождении Стасика Павел с удовольствием вышел через служебный вход на пустынную, слабо освещенную улицу. Глубоко вдохнул ночной морозный воздух. На темный асфальт падали первые мелкие снежинки. Начиналась настоящая зима. Стасик стоял рядом, ежился, но не уходил, желая, очевидно, напомнить о своей готовности продолжить отношения. Павел сделал знак рукой, и к нему подъехала желтая «волга»-такси. Стасик удивился:

— А где же ваш шестисотый «мерседес», граф?

— У меня его никогда не было. Я в Москве купил «БМВ-520», но ее тут же угнали. С тех пор пользуюсь такси. Очень удобно и недорого. Заказываю на целый день и никаких проблем.

Из дверей театра в песцовом жакете вышла Татьяна. Неуверенно сделала несколько шагов и остановилась в растерянности. Но заметила Стасика и подошла к машине:

— Котик, ты чего раздетый, эдак яйца хрусталем зазвенят. Иди, прибери в гримуборной.

Павел открыл дверцу машины, и Татьяна бухнулась на заднее сиденье. Он сел рядом. Таксист по привычному маршруту повез графа с его дамой домой. Ехали молча. В темноте салона, освещаемого редкими бликами рекламы, Татьяна прижалась к Павлу и положила ему голову на плечо. По ее спокойному и жаркому дыханию можно было предположить, что она заснула. Вдруг, миновав Трубную площадь, машина завихляла, и шофер остановился, прижавшись к бордюру на Рождественском бульваре.

— Колесо полетело! — в сердцах сообщил он и вылез из машины. Возможно, это разбудило Татьяну. Не поднимая головы с плеча Павла, она принялась ласкать рукой его лицо. Он от неожиданности замер. Ее пальцы нежно кружили вокруг его губ, потом, скользнув по шее, распахнули пальто и полезли под рубашку. Тело Павла покрылось мурашками. Он не мог произнести ни одного слова. Не потому, что смущался, а из-за нахлынувшего восторга желания. Рядом с Татьяной он ощущал себя тем семнадцатилетним юношей, который замирал от мучительного, еще непонятного томления, когда во весь экран показывали ее лицо с полуоткрытыми губами и завораживающе искренними глазами. Весь светский лоск, мужское превосходство и иронично-снисходительное отношение к женщинам покинули его, стоило только руке Татьяны прикоснуться к нему. А рука упорно следовала дальше. Вот уже цепкими пальцами впилась в его грудь и резко рванула вниз, так что посыпались оторванные пуговицы. И прежде, чем Павел успел ее поцеловать, Татьяна уже залезла в брюки. То, что она там обнаружила, заставило ее удивленно ойкнуть:

— Граф, как вам удается прятать такое богатство. Его нужно немедленно выпустить на свободу.

Второй рукой она расстегнула молнию ширинки, и ее голова медленно сползла к нему на колени. Этого Павел никак не ожидал. Он не сомневался, что сегодня Татьяна станет его любовницей, но то, что она завладела инициативой, сковало его и смутило. Они оба не заметили, как водитель сел за баранку, искоса посмотрел в зеркало и усмехнулся. Уже на ходу, подпрыгивая вместе с машиной на бесконечных колдобинах, Павел разрешился от безумного желания, умело распаленного Татьяной. Она долго еще не поднимала голову, при этом так вздрагивая всем телом, что мех ее жакета ходил ходуном. Павел осторожно приподнял ее и поцеловал в мокрые липкие губы.

Через несколько минут машина въехала во двор напротив известного загса и остановилась у подъезда. Павел расплатился с водителем. Причем дал ему большие чаевые, вроде как компенсацию за доставленное моральное неудобство. На что тот ободряюще подмигнул, дескать, ничего, еще и не такое бывает.

Лифта в доме не было. Татьяна отказалась идти по старой крутой лестнице, сославшись на усталость. Павлу пришлось подхватить ее на руки и с трудом дотащить до третьего этажа. И вот, «телевизионная мечта» переступила порог его холостяцкого жилища. Но уже не эфемерной, желанной и недоступной женщиной, а властной хозяйкой положения. Не снимая своего песцового жакета, она принялась осматривать квартиру. Никакого привычного коридора или прихожей не было. Небольшой холл справа соединялся прямоугольной аркой с комнатой, в которой стояли друг напротив друга два кожаных темно-вишневого цвета дивана. На широком подоконнике невысокого квадратного окна возвышалась старинная лампа на бронзовой подставке с эмалевой вставкой, на которой был изображен ангел. Само окно было красиво убрано по бокам шелковыми бледно-вишневыми шторами. В углу телевизор «Панасоник». В центре комнаты — низкий длинный стол красного дерева с белой мраморной плитой посередине столешницы. Возле телевизора на ажурных гнутых ножках-полозьях возвышалось кожаное кресло-качалка с небрежно наброшенным на него клетчатым шотландским пледом. На белых стенах висели старинные литографии и офорты.

— Довольно мило, — певуче одобрила Татьяна. — Ну а где ложе, на котором ты собирался меня сегодня иметь? — и сама открыла высокие белые двери с бронзовыми ручками, ведущие в спальню, самую большую комнату этой квартиры. В пространстве между невысоких окон стояла широкая кровать под зеленым балдахином, с четырех сторон занавешенная салатового цвета тюлем. Стены были затянуты шелком фисташкового цвета, и на каждой висело большое зеркало в бронзовой раме. Татьяна обошла кровать, подошла к туалетному столику из малахита, быстро осмотрела наборы косметики, флакончики с духами, золотистые баночки с кремами и небрежно сказала:

— Мне тут ничего не подходит, но подбор косметики неплохой. Сам покупаешь или любовницы забывают?

— По-разному, — уклончиво ответил Павел.

Довольная увиденным, Татьяна отправилась в ванную комнату и, оказавшись там, вскрикнула от удовольствия, обнаружив джакузи.

Павел, чтобы не слоняться за гостьей без дела, пошел на кухню, надеясь, что приготовленный им кофе протрезвит Татьяну. Кухня была соединена со столовой, достопримечательностями которой были старинный обеденный стол из грушевого дерева и дюжина таких же стульев с плетеными овальными спинками, а также возвышающийся монументальный старинный буфет со множеством ящичков, стеклянными дверцами, зеркальными полочками. В нем стоял гарднеровский сервиз на сто двадцать предметов. Кухонный стол идеальным порядком и чистотой красноречиво указывал на педантичный характер хозяина.

Павел поставил на плиту воду для кофе, но сварить его не успел, потому что из ванны послышался низкий голос Татьяны, совсем, как со сцены.

— Граф, вы мне