войн / других сильнейших стрессов, испытываемых обществом. Преобладание: а) прямого распределения государством ресурсов и продукции (Госплан, Госснаб), б) нормированного распределения продовольствия, минимально необходимого набора товаров для населения, в) централизованно устанавливаемых цен, процента и т. п., г) централизованного распределения кредитов (кредитный план) и других ресурсов. Все щели в экономике закрыты (не выехать, не вывезти). Финансовый рынок — под ноль. Прямое распределение «человеческих ресурсов». Рынок труда — под ноль, свободное перемещение людей — к нулю. 100 %-ная монополия государства на идеологию. Репрессивное право и его применение в широкой сфере отношений. Если война — взрыв военных расходов и производства военной продукции.

Какая модель экономики лучше, какая — хуже?

Хуже всего — латиноамериканская и командная. Каждая модель складывалась исходя из истории, местных традиций, моделей коллективного поведения, уровня развития, подверженности крайностям, черных и белых лебедей. Но базовый тренд понятен — там, где «золотой миллиард», государства в экономике не больше 10–15 %. Ну, может быть, чуть больше в азиатской модели.

Модели коллективного поведения меняются

Есть масса любителей похоронить то или иное общество, потому что его модель коллективного поведения ни на что не способна. Она плоха, она инертна, она жестока, она обрекает общество на бедность или даже на вымирание.

Все это не так. Модели коллективного поведения меняются. У этого есть огромный международный опыт. В послевоенной Европе — Германия, Италия, Испания, Португалия, Греция. В Азии — Япония, Южная Корея, Китай с Гонконгом, Тайвань, Сингапур, Малайзия, за ними вдогонку — Индонезия и Вьетнам. Огромны изменения в Индии. На Ближнем Востоке — Дубай.

Разве азиатские общества стали англосаксонскими? Или превратились в континентальную модель Европы? Нет, конечно. Но став более открытыми, более свободными, более индивидуалистическими, более «горизонтальными», получив прививку от западных обществ, они, сохраняя свою самобытность, смогли решать главную задачу — жить как можно дольше и лучше семьям и людям, быть быстрее, быть технологичными, быть богаче и жизнеспособнее как народы.

Они смогли найти «золотую середину» между свободой и принуждением, которого всегда было слишком много.

Это ждет и Россию, и все постсоветские страны. Они никуда не денутся — рано или поздно.

Что еще почитать

У автора. Легко найти в Интернете.

О моделях экономик:

• Рынок ценных бумаг России: воздействие фундаментальных факторов, прогноз и политика развития. М.: Альпина Паблишер, 2002. С.211–232.

• Финансовое будущее России. М.; Кнорус, GELEOS, 2011. С. 356–363.

• Финансовый конструктивизм. М.: Лингва-Ф, 2014. С. 128–161.

Иранская модель:

• Миркин Я. Что происходит, когда страну отрезают от ресурсов, денег и технологий // Российская газета, 25.01.2022.

• Миркин Я. Предисловие // Рипинская П. Иран. Экономика под санкциями. М.: АСТ, 2022. С. 7–13.

В. Кандинский

Часть II

Наша модель коллективного поведения

Как мы живем?

Чересполосица

То маслицем намазать, то под зад коленкой. Время, как ни штопай, следует полосами. Это циклы, тренды (при всей неоднозначности того, что происходило внутри):

1797–1801 — ужесточения, Павел I, структурирование;

1801–1825 — либерализация, Александр I, парламентские проекты;

1825–1855 — централизация, свертывание власти в жгут, Николай I;

1855–1881 — либерализация, Александр II, реформы, представительство;

1881–1894 — закручивание, Александр III, административное давление;

1894–1917 — вынужденная либерализация, Николай II, парламент, февраль;

1917–1921 — октябрь, военный коммунизм, всё — административно;

1921–1931 — либерализация, НЭП;

1931–1953 — сбор всего в кулак, административная система, Сталин;

1954–1970 — либерализация, оттепель, экономическая реформа;

1970–1985 — централизация, бюрократизация, концентрация;

1985–1998 — либерализация, децентрализация, разгосударствление, разнос;

с 1998 — шаг за шагом концентрация власти, сгущение государства.

Большие качели. Как и за кордоном.

Это циклы в 15–25 лет, хотя были и короче, и длиннее. У них есть причины, никакой тайны. Живая пульсация общества. То отпустить, чтобы дышало, то придавить, чтобы удержать. То дать волю, чтобы полный вперед, то зажать, чтобы не упустить.

Наша особенность: сто с лишним лет в России — из крайности в крайность. Амплитуда чрезмерна. Из одного перебора в другой.

Ну а дальше? Никто не скажет когда, но жизнь сама отпустит вожжи. На дистанции в 5–10 лет. Скорее всего, это случится. Если, конечно, мысленно продолжить этот ряд.

Что еще? Действие равно противодействию — закон жизни больших систем. Чем дальше мы зайдем в том, что называется «сверхконцентрация власти», тем сильнее будет обратное движение.

Маятника никто не отменял.

Лучше не нужно. Просто из чувства самосохранения. Ради любви к тем, с кем мы вместе, в одно время живем. Любовь и жалость здесь — одно и то же.

Но жалость, обращенная к народу, — редкость в нашей истории.

Россия крайностей и стрессов

Крайности изменений

Начало XVIII века, реформы Петра I — утроение податных тягостей, всеобщее разорение и одновременно — то ли убыль населения, то ли уход его в тень, чтобы государство не видело — по крайней мере на 20 % (П. Н. Милюков, 1905). Модернизация второй половины XIX века — кампания террора. Октябрьская революция, 1917–1921 гг. — убыль населения на 8–10 % (Питирим Сорокин, 1923). Сталинская модернизация, 1930-е — убыль населения на 4–5 % (А. Вишневский. Демография сталинской эпохи, 2003). Реформы 1990-х — убыль населения на 1,3 % в 1991–2000 гг. (прямая убыль, без учета нерожденных детей) (Росстат, МВФ).

Да, победа в Великой Отечественной войне! Мы плачем, мы гордимся, мы встаем на колени. Но какой человеческой ценой — перемолотые миллионы жизней! На каждого немца погибли трое советских. По меньшей мере трое.

300 лет реформ в России, модернизационные рывки, множественные попытки догнать Запад — все это всегда, за немногим, происходило «железной рукой». Самым жестоким способом, с огромными потерями населения.

Это закономерность? Были бы наверху Иванов, Петров, Сидоров — это все равно случилось бы? Кажется, что исторический «закон крайностей» действует в России. Жесточайшие вертикали, пронизывающие общество, или сами ломают, или их ломают. Победы, великие победы — через великие утраты жизней.

Всегда остается вопрос: нельзя было тех же или даже гораздо лучших результатов достичь не расстрельным способом? Но история не имеет сослагательного наклонения.

Крайности моделей общества

Есть две крайности, между ними ходит, как маятник, любое общество, любая страна. Свернешь резко направо — царство вседозволенности, полная анархия, взрывающая экономику. Шоки, торговые войны, право сильного, беззащитность и, как апофеоз, бедность большинства семей. Нет желания и сил думать, к чему-то стремиться, зарабатывать. Выживание — не лучший способ для развития.

Налево — другая крайность. Всевластность государства и крупнейших олигополий. Джунгли правил и надзора, сквозь них невозможно пробраться, не нарушая. Человек, ставший дворней, служивым, обладающий