А неназываемый дух, уже почти забытый всеми, неотступно следовал за светловолосым человеком, следил за каждым его движением, ловил каждое слово с трепетом: неужели? Разве бывает так, что старые времена возвращаются, вслед за старостью приходит молодость, осмелевший было шторм получает по зубам и трусливо отступает за горизонт?!

Бывает…

Луна вынырнула из-за туч как раз в тот момент, когда Хаген очутился прямо перед входом в таверну «Весёлая медуза», и осветила вывеску — облупленную, с трещиной. Вывеске под стать оказался и сам покосившийся двухэтажный домик: пальцем ткни — обрушится прямо в канал. Отчего-то пересмешник подумал, что в таких местах обычно собираются те, кто не задерживается на одном и том же фрегате надолго.

Сам он вовсе не собирался приходить именно сюда. Ещё засветло, когда «Невеста ветра» пришвартовалась и боцман разрешил матросам, сменившимся с вахты, сойти на берег, пересмешник тотчас же этим разрешением воспользовался — почти что бежал с корабля. Ему казалось, что на берегу можно будет хоть немного отдохнуть от голоса фрегата, беспрестанно звучавшего в сознании с тех самых пор, как два месяца назад они с капитаном Кристобалем Крейном пожали друг другу руки. Нет-нет, Крейн сдержал слово и главная тайна Хагена так и осталась тайной, но капитан не предупредил нового матроса о том, что «Невеста» будет хозяйничать в его голове с бесцеремонностью портовой шлюхи. Это оказалось, пожалуй, хуже всего: путаясь в обрывках чужих мыслей и снов, Хаген то и дело терял себя, растворялся в нечеловеческом разуме фрегата, словно засыпая с открытыми глазами — и частенько к реальности его возвращала лишь оплеуха громилы-боцмана.

Вот поэтому пересмешник и поторопился сойти на берег, но его ждало разочарование. «Невеста» никуда не делась, она по-прежнему была рядом, и даже более того: теперь Хаген чувствовал, в какой стороне находится фрегат, словно в его голове вдруг заработал компас. «Должно быть, именно так птицы и морские твари ощущают стороны света», — решил пересмешник и тяжело вздохнул. Играть роль матроса оказалось куда проще, чем быть им на самом деле. Хаген всей душой желал бы возвращения того беззаботного времени, когда фрегат не сидел днем и ночью в его сознании, если бы не одна деталь: он лишь сейчас понял, до чего глупым выглядело это представление в глазах капитана Крейна, всевидящего и вездесущего.

Делать было нечего, и пересмешник побрел куда глаза глядят, а в двух кварталах от «Веселой медузы», решив свернуть направо, отчего-то пошел налево — как будто кто-то исподволь его подтолкнул.

Теперь же неведомый «кто-то» хотел, чтобы он вошел в таверну.

«Что я здесь делаю? Ну и названьице у этого заведения…»

Из-за неплотно прикрытой двери доносились неразборчивые голоса, смех, нестройный перебор гитарных струн — судя по звуку, инструмент был в неважном состоянии. Женский голос громко и отчетливо сказал: «Отстань!» — и сразу же раздался грохот, как будто кто-то, резко поднявшись, опрокинул скамью. Всё это были совершенно обычные звуки портовой таверны, но Хаген вдруг ощутил, как напряжение последних дней отпускает, а присутствие фрегата слабеет.

Многоголосое бормотание «Невесты ветра» затихало и раньше — по ночам и во время стычек с морскими тварями. Совсем недавно, когда зеленопарусный корабль входил в бухту Каамы, голоса и вовсе умолкли. Правда, Хаген понял это не сразу: он, как и остальные матросы, во все глаза смотрел на удивительный город, который Лайра Отчаянный поднял из руин и сделал столицей своего королевства. Зрелище и впрямь оказалось впечатляющим: Каама, дрожащий мираж на грани воды и воздуха, покорила их сердца быстро и безжалостно. Теперь оставалось лишь дождаться рассвета, чтобы полюбоваться на неё во всей красе.

А пока пересмешник решил, что не мешало бы поужинать.

В довольно большом зале «Весёлой медузы» было шумно, дымно и грязно; его чувствительный, как и у всех магусов, нос тотчас же различил в пестром букете запахов весьма подозрительные ноты — удивительно, как посетители этого местечка ещё не вымерли? — и если мгновением раньше мысль перекусить задешево ещё казалась стоящей, теперь она была отброшена без сожалений. Уж лучше затянуть пояс потуже, чем отведать тухлятины.

Хаген огляделся и безотчетно поправил зеленый платок, под которым прятал отросшие бело-рыжие волосы. Как он и предполагал, компания в общем зале «Веселой медузы» собралась что надо! Пересмешник провел на борту фрегата достаточно времени, чтобы понять, с кем имеет дело: здесь были воры, трусы, лентяи и, наконец, просто неудачники — вроде пьяницы Грейди, проспавшего отплытие «Невесты ветра» из Ямаоки… его, Хагена, помощь в этом деле значения не имела. Ах, да — ещё следовало помнить о тех, кто возомнил себя хитрее капитана и попытался приручить корабль. Впрочем, пересмешник был уверен, что подобных умников отправляют не на берег, а прямиком к морской матери. Но что бы ни привело этих моряков нынче вечером в таверну, очевидным было лишь одно: здесь они пробудут ещё долго. Такую горькую долю только и осталось, что заливать чем-нибудь покрепче, а потому вокруг не было ни одной трезвой физиономии. Отчего-то представилась Эсме-целительница посреди подобной разношерстной компании — и магус вздрогнул. Матросы «Невесты ветра» по сравнению с посетителями этого местечка выглядели сущими белошвейками.

— Тебе чего? — тусклым голосом спросила девица с увядшей розой в корсаже. — Ты не похож на здешних завсегдатаев, красавчик.

— Да я, собственно… — начал Хаген и растерянно умолк. Ощущение, что он пришел именно туда, куда надо, не исчезало — мало того, усилилось. Но он понятия не имел, что делать дальше. — А что там такое? — спросил пересмешник торопливо, заметив группу моряков, собравшуюся в углу зала.

— Какого-то балбеса сейчас облапошат! — пренебрежительно отозвалась его собеседница. Дверь отворилась вновь, и девушка шагнула к вошедшему, посчитав его более подходящим клиентом, а Хаген принялся осторожно пробираться мимо беспорядочно расставленных столов и лавок. Осторожность, впрочем, была излишней — никто не обращал на него внимания.

— …а я говорю — не сможешь! — раздался знакомый голос ещё до того, как пересмешник успел протолкаться ближе к столу. — С твоими-то п-паль… пальцами… Тут сноровка нужна, во как!

Умберто сидел, подперев левой рукой подбородок; в пальцах правой руки он вертел кусок веревки длиной в полтора локтя — точнее, пальцы беспрестанно вертели её, складывая в замысловатые петли, как будто рука действовала сама по себе. Помощник капитана Крейна был пьян: его невнятный голос, блуждающий взгляд и странный румянец на щеках яснее ясного подсказали Хагену, что без посторонней помощи Умберто не только не доберется до корабля, но и из-за стола не встанет.

— Чем тебе не нравятся мои пальцы? — зловеще ухмыляясь, спросил широкоплечий моряк, чей нос в свое время близко познакомился с дубиной, а руки, покрытые старыми шрамами, словно побывали в тисках палача. — Ты что сейчас сказал, э?

— Что мы идем домой! — встрял Хаген, положив руку на плечо Умберто. Помощник капитана одарил его взглядом, в котором пугающе долго не проскальзывала искра узнавания. Голова Умберто чуть заметно покачивалась, как у готовой к броску змеи. «А, ты… сволочь двуличная…» — пробормотал он разочарованно и вновь повернулся к верзиле со сломанным носом.