— Мистер Голд, — окликнул врач.

Майкл кивнул и выбежал из смотровой. Промчался мимо носилок, на которых лежал державшийся за сердце мужчина, — он был в четыре раза старше Эмили. Мимо ординатора с чашкой кофе. Мимо Гас Харт, затаившей дыхание и протянувшей к нему руки. Он бежал все быстрее. Потом завернул за угол, упал на колени, и его вырвало.

Дорогу до «Бейнбридж мемориал» Гас преодолела бегом, цепляясь за надежду в глубине души — груз, который с каждым шагом становился все более тяжелым. Но Джеймса в комнате ожидания не оказалось, и все ее надежды на легкие увечья — сломанная рука или легкая контузия — испарились, когда у поста медсестры она наткнулась на Майкла.

— Взгляните еще раз, — требовала она у дежурной. — Кристофер Харт, сын доктора Джеймса Харта.

Медсестра кивнула.

— Он был здесь недавно, — подтвердила она, — только я не знаю, куда его перевели. — Она сочувственно посмотрела на собеседницу. — Сейчас узнаю.

— Будьте любезны, — надменно кивнула Гас, но тут же поникла, как только медсестра повернулась к ней спиной.

Она обвела взглядом вестибюль приемного покоя: от пустых инвалидных колясок, напоминающих застенчивых девушек, которые стоят у стены в ожидании, пока их пригласят на танец, до телевизора под потолком. В углу Гас заметила что-то красное. И направилась в ту сторону, узнав алое пальто Мэлани, которое они откопали на распродаже у «Файлинс» с восьмидесятипроцентной скидкой.

— Мэл… — прошептала Гас.

Мэлани подняла голову. У нее было такое же убитое горем лицо, как и у Майкла.

— Эмили тоже пострадала?

Мэлани долго пристально смотрела на нее.

— Нет, — тщательно подбирая слова, сказала она. — Эмили не пострадала.

— Слава богу…

— Эм, — перебила ее Мэлани, — умерла.

— Почему так долго? — уже в третий раз спрашивала Гас, стоя перед крошечным окошком в отдельной палате, в которую должны были поместить Кристофера. — Если с ним все в порядке, почему его до сих пор не привезли?

Джеймс сидел на единственном стуле, обхватив голову руками. Он сам видел томограммы и еще никогда так не боялся обнаружить на снимке внутричерепную контузию или эпидуральное кровоизлияние. Но мозг Криса оказался не задет, раны — неглубокие. Его отвезли назад в приемный покой, чтобы наложить швы. Ночью за ним понаблюдают, а завтра сделают дополнительные анализы.

— Он что-нибудь тебе сказал? О том, что произошло?

Джеймс покачал головой.

— Он напуган, Гас. У него все болит. Я не буду на него давить. — Он встал и оперся о косяк. — Крис спросил, куда увезли Эмили.

Гас медленно обернулась.

— Ты же ему не сказал? — спросила она.

— Нет. — Джеймс тяжело сглотнул. — Тогда я даже об этом не думал. О том, что они были вместе, когда все произошло.

Гас пересекла палату и обняла Джеймса. Даже сейчас он напрягся: он не привык обниматься на людях, и то, что они ощутили ледяное дыхание смерти, правил не меняло.

— Не хочу даже думать об этом, — прошептала она, прижимаясь щекой к спине мужа. — Я видела Мэлани и не перестаю с ужасом думать о том, что легко могла бы оказаться на ее месте.

Джеймс оттолкнул жену и подошел к теплой батарее.

— О чем, черт возьми, они думали, когда ехали по неспокойному району?

— По какому району? — ухватилась Гас за новую подробность. — Откуда прибыла машина «скорой помощи»?

Джеймс повернулся к жене.

— Не знаю, — признался он. — Я просто предположил.

Наконец-то у нее появилась цель!

— Я могла бы спуститься в приемный покой, — сказала Гас. — Они обязаны записывать подобную информацию.

Она решительно направилась к двери, но когда уже собиралась потянуть ручку на себя, дверь распахнулась, и санитар ввез на коляске Криса, голова которого была обмотана бинтами.

Ноги Гас приросли к полу. Она была не в силах связать этого мальчика с запавшими глазами со своим сыном-спортсменом, которым любовалась еще сегодня утром. Медсестра что-то объяснила — Гас не удосужилась ее выслушать, — и вместе с санитаром вышла из палаты.

Гас слышала, как сама она дышит в такт редким каплям — кап-кап — из капельницы Криса. Его взгляд был стеклянным от успокоительного и рассеянным от страха. Гас присела на край кровати и заключила сына в объятия.

— Ш-ш-ш… — прошептала она, когда он расплакался у нее на груди: сперва одинокие слезинки, а потом громкие непрекращающиеся всхлипывания. — Все хорошо.

Через несколько минут Крис перестал захлебываться рыданиями, его глаза закрылись. Гас не отпустила сына, даже когда он обмяк у нее на руках. Она взглянула на Джеймса, который сидел на стуле у больничной кровати, словно суровый страж. Ему хотелось плакать, но он не станет рыдать. Джеймс не плакал с тех пор, как ему было семь.

Гас тоже не любила лить слезы в присутствии мужа. И дело не в том, что, как он уверял, слезами делу не поможешь. Просто сейчас было видно, что огорчен он гораздо меньше, чем она, и от этого она чувствовала себя глупо, слез не было. Она прикусила губу и вышла из палаты, чтобы дать волю чувствам в одиночестве. В коридоре она прижала ладони к прохладной стене и постаралась подумать о том, что только вчера ходила в бакалею, и вымыла ванную на первом этаже, и накричала на Криса за то, что он оставил на столе молоко и оно прокисло. Только вчера, когда все еще имело смысл.

— Прошу прощения.

Гас обернулась и увидела высокую темноволосую женщину.

— Я сержант Маррон, полиция Бейнбриджа. Вы, наверное, миссис Харт?

Гас кивнула и пожала руку женщине-полицейскому.

— Это вы их обнаружили?

— Нет. Но меня вызвали на место происшествия. Мне необходимо задать вам несколько вопросов.

— Да? — удивилась Гас. — Я-то надеялась, что вы сможете ответить на мои.

Сержант Маррон улыбнулась, и Гас поразилась, насколько красивым стало ее лицо.

— Услуга за услугу, — сказала она.

— Ума не приложу, чем могу вам помочь, — призналась Гас. — Что вы хотели узнать?

Сержант достала блокнот и ручку.

— Вам сын говорил, что вечером его не будет дома?

— Да.

— Он сообщил, куда собирается?

— Нет, — ответила Гас. — Ему уже семнадцать лет, и он всегда был очень дисциплинированным мальчиком. — Она взглянула на дверь палаты. — До сегодняшнего вечера.

— Угу. Вы знали Эмили Голд, миссис Харт?

На глаза Гас тут же навернулись слезы. Она смущенно смахнула их тыльной стороной ладони.

— Да, — ответила она. — Эм мне… была мне как дочь.