— В том-то и дело, что я должна думать об Энни, — вслух размышляла Саманта. — Представь, что я лишу ее наследства, если не вернусь к Максу. Нет, действительно, Дороти, я делаю для нее все, но мы-то с тобой знаем, что я никогда не смогу дать ей то, что хотел дать ей ее дед.

— Но если он хотел сделать это таким образом, то незачем об этом и говорить. — Дороти совсем вышла из себя.

Саманта улыбнулась. Она представила себе сестру, бегающую по кухне с прижатой к уху трубкой. Дороти всегда начинала ходить, когда нервничала, а сейчас она разволновалась не на шутку.

— По словам Макса, Уильям был очень расстроен, когда я ушла и забрала Энни, и он придумал такой способ вернуть нас.

— Ты считаешь, что он простил своему драгоценному сыночку его выходку?

— Я даже не представляю, насколько он был посвящен в наши дела. Я, конечно, ему ничего не говорила и понятия не имею, что ему рассказал Макс. Ты же знаешь: Уильям уже был болен, когда я уходила.

— Не так уж и болен, если его хватило на то, чтобы придумать сценарий управления тобой.

— Может, и так, но он очень хотел, чтобы мы с Максом были вместе, и, составив завещание таким образом, нашел свой путь к нашему счастью.

На том конце провода опять повисло молчание. Сегодняшний дождь умыл улицы, и Саманта подумала, не пойти ли с Энни в парк, когда закончит разговор с сестрой.

— Почему-то у меня возникло ощущение, что ты уже все решила, — наконец высказалась Дороти.

— Потому что ты меня слишком хорошо знаешь и представляешь, о чем я думала всю ночь. Сейчас, пока мы с тобой разговаривали, я глядела на Энни и окончательно поняла, что не имею права лишить ее наследства. Мне кажется, оно ей очень пригодится в жизни. Она сможет путешествовать по свету, получить специальное образование… Да существует масса вещей, которые ей захочется сделать, имея деньги. Разве я посмею лишить ее этого шанса? — Саманта сделала паузу. — Думаю, она мне этого никогда не простит.

— То есть ты решила вернуться к Максу. — Это был не вопрос, а утверждение.

— Я обязана это сделать, — медленно произнесла Саманта. — Всего лишь шесть месяцев. Как-нибудь я смогу это выдержать.

— А ты подумала, как будет переживать Энни, когда ей опять придется расставаться с отцом?

— Я приложу все силы, чтобы сгладить эти переживания. Ей ведь только четыре, а в этом возрасте дети ко всему легко привыкают.

— А как его светлость вписывается во все это?

— Платонически, — резко ответила Саманта. — Несмотря на намерения Уильяма, Максу придется смириться. К тому же есть Эдна. Я не думаю, что ему что-то будет нужно от меня.

— Ты по-прежнему его любишь, ведь так? — мягко спросила Дороти.

Саманта тяжело вздохнула.

— Да, господи, помоги мне. Ты, Дороти, единственный человек на свете, которому я могу в этом сознаться. Но, несмотря на свои чувства, я ни за что не позволю Максу Андерсону опять заставить меня страдать. Поэтому буду держаться от него подальше. Всего шесть месяцев, сестричка, и я опять вернусь на Манхэттен. Только так, и никак иначе.

Если Макс и был удивлен ее звонком, то не показал этого.

— Отец был бы счастлив, — единственное, что сказал он.

— А ты? — непроизвольно вырвалось у Саманты.

Макс только усмехнулся.

Она продолжала настаивать:

— А ты?

— Я считаю, что ты правильно поступаешь, это в интересах Энни, и потому я тоже рад.

Дурочка, горько подумала Саманта, а какого еще ответа можно было ожидать? Что бы она ни испытывала к Максу, его роман с Эдной ясно показал, что жену свою он больше не любит.

— Одно условие, — быстро произнесла она. — Не вздумай приводить в дом женщин, пока я буду там находиться. Если я еще раз увижу тебя с кем-нибудь в постели, уйду из дома без обсуждений. И если Энни потеряет наследство, то виноват будешь только ты, и однажды тебе придется ей это объяснить.

— Саманта, что касается Эдны…

— Когда ты наконец поймешь, что я ничего не желаю о ней слышать? — яростно закричала Саманта. — Я вынуждена на шесть месяцев оставить работу, не знаю, разрешат ли мне это. Может, мне вообще придется уйти.

— Пока с ними не поговоришь, ты об этом не узнаешь. — Макс сделал паузу. — Еще одно, Саманта.

— Что такое?

— Бракоразводный процесс нужно отложить на шесть месяцев.

— Что? — Саманта сжала трубку.

— Ну сама подумай. Мы не можем одновременно осуществлять примирение и бракоразводный процесс.

— Даже если примирение сплошное притворство?

— Именно. Если только станет известно, что на самом деле мы не собираемся жить вместе, Энни лишится наследства.

Подумав, Саманта сказала:

— Почему-то у меня ощущение, что я попала в ловушку.

— Не знаю, не знаю.

— По истечении шести месяцев бракоразводный процесс возобновится.

— Я же не говорю, что этого не произойдет, — ответил он так вежливо, что Саманта была готова его разорвать. Она собралась положить трубку, когда Макс спросил: — Саманта, а ты попытаешься получить удовольствие от этих шести месяцев?

При этих словах она помертвела. Она и так уговаривала себя, что единственной причиной ее согласия является это фантастическое условие, которое может обеспечить наследство для Энни. Но в глубине души она понимала, что досадно предательская часть ее натуры только и мечтает о том, чтобы вернуться в дом, где она когда-то была так блаженно счастлива. Ей придется держать себя в руках: Макс не должен знать, что ее чувства к нему по-прежнему живы. Сжав телефонную трубку, она сказала: — Удовольствие? Ты издеваешься, Макс! Я возвращаюсь по одной-единственной причине, и время для меня будет тянуться мучительно медленно.

Брайен слушал ее скептически, когда она рассказывала ему о своем решении. Его лицо побледнело от гнева. Он не мог поверить, что она даже теоретически способна рассматривать возвращение к человеку, который предал ее. Брайен приложил все силы, чтобы отговорить ее, отказываясь принимать какие-либо объяснения.

— Значит ли это, что ты прекращаешь бракоразводный процесс? Если это так, то, по-моему, ты наживаешь себе неприятности. Макс Андерсон — ничтожество. Я знаю такой тип мужчин, я сразу его вычислил, как только мы встретились.

Таким воинственным Саманта еще никогда Брайена не видела. Инстинктивно она готова была встать на защиту Макса. Но сумела подавить в себе это желание. Макс был ничтожеством с большой буквы, Брайен прав. И не имеет значения, что ей не хочется об этом слышать. Стараясь сохранять спокойствие, она твердо сказала Брайену, что не будет менять свое решение о разводе. Она не упомянула тот факт, что дело о разводе временно приостанавливается: с одной стороны, ей больше не хотелось никаких объяснений, с другой — это совершенно не касалось Брайена.