Он стал предметом отчаяния отца и гордости – матери. Его первые четыре года на земле были знаменательны только тем, что он постоянно пытался её покинуть из-за болезней, а Елена и Флорентина старались, чтобы у него это не получилось. Он босиком бегал по деревянному дому, одетый в лоскутную одежду, на шаг позади матери. Когда Флорентина возвращалась из школы, он переключал внимание на неё, не отходя от неё ни на секунду, пока она не укладывала его спать. Деля еду на девять частей, Флорентина часто жертвовала половину своей доли Владеку, а когда он болел, отдавала всю. Владек носил одежду, которую она шила для него, пел песни, которым она его научила, и пользовался немногочисленными игрушками и подарками, выпадавшими на её долю.

Поскольку большую часть дня Флорентина была в школе, Владек с ранних лет хотел ходить туда с нею. Как только ему разрешили («Только крепко держаться за руку Флорентины, пока не войдёшь в школу», – требовала мать), он прошёл с ней почти десять вёрст до Слонима, чтобы начать учёбу.

Школа понравилась Владеку с первого дня, она стала для него побегом из жалкого домишки, который до того составлял весь его мир. В школе он впервые в жизни столкнулся с жестокими последствиями русской оккупации Восточной Польши. Он узнал, что его родным польским языком можно пользоваться только в семье, дома, а в школе нужно говорить исключительно по-русски. Он почувствовал в детях вокруг себя яростную гордость за угнетённый родной язык и культуру. Он тоже чувствовал эту гордость.

К своему удивлению, он обнаружил, что его школьный учитель Котовский не умаляет его талантов, как это делал отец. Он, как и дома, был самым младшим в классе, но вскоре поднялся над своими одноклассниками во всех отношениях, кроме своего роста. Его некрупная фигура вводила в постоянное заблуждение относительно его истинных способностей: люди всегда считают, что чем больше, тем лучше. К пяти годам Владек был первым в классе по всем предметам, кроме слесарных работ.

По вечерам, вернувшись домой, другие дети играли, собирали ягоды, рубили дрова, ловили кроликов или шили, а Владек читал и читал до тех пор, пока не добрался до учебников, которые ещё не читали даже его старшие брат и сестра. Постепенно Елена Коскевич начинала понимать, что получила больше, чем надеялась, когда её сын-охотник принёс домой маленькую зверушку вместо кроликов. Владек уже стал задавать вопросы, на которые она не могла ответить. Вскоре Елена поняла, что не в состоянии справиться с этой ситуацией, но не знала, как поступить. Она неуклонно верила в судьбу, поэтому не удивилась, когда решение было принято за неё.

Однажды вечером осенью 1911 года случился первый поворот в жизни Владека. Семья только что завершила свой немудрящий ужин, состоявший из свекольного супа с фрикадельками; Яцек Коскевич сидел, похрапывая, у очага, Елена шила, а дети играли. Владек сидел у ног матери и читал. Вдруг, перекрывая шум, создаваемый Стефаном и Йозефом, ссорившимися из-за очередной раскрашенной сосновой шишки, раздался стук в дверь. Все замолчали. Стук всегда был сюрпризом для семьи Коскевичей, поскольку их жилище находилось в десяти верстах от Слонима и в шести – от имения барона. Гости почти не заходили к ним, ведь им тут ничего не могли предложить, кроме ягодного сока и компании галдящих детей. Вся семья нерешительно уставилась на дверь, но никто её не открыл, и стук повторился, уже громче. Сонный Яцек встал со стула, подошёл к двери и осторожно распахнул её. Когда они увидели, кто стоит в проёме, все поклонились – кроме Владека, который во все глаза глядел на крупного красивого аристократа в медвежьей шубе, чьё присутствие наполнило комнату и вселило страх в глаза отца. Сердечная улыбка гостя рассеяла этот страх, и Коскевич пригласил барона Росновского в свой дом. Все молчали. Барон никогда не заглядывал к ним раньше, и никто не знал, что говорить.

Владек положил книгу, поднялся с места и пошёл навстречу незнакомцу, протянув руку прежде, чем отец смог остановить его.

– Добрый вечер, господин барон, – сказал Владек.

Барон пожал ему руку, и они посмотрели друг другу в

глаза. Потом мальчик опустил глаза и увидел великолепный серебряный браслет на запястье гостя с какой-то надписью, которую он не мог разобрать.

– А ты, должно быть, Владек.

– Да, господин барон, – ответил мальчик, ни голосом, ни жестом не выказывая удивления от того, что барон знает его имя.

– Как раз по поводу тебя я и пришёл повидаться с твоим отцом, – сказал барон.

Владек остался рядом с бароном, глядя на него в упор. Хозяин дома подал детям знак, чтобы они оставили его наедине с его гостем и хозяином, поэтому все поклонились и тихо удалились на чердак. Владек остался, но никто и не ожидал, что он сделает иначе.

– Коскевич, – начал барон, всё ещё стоя, поскольку никто не предложил ему сесть, а Яцек не подал ему стула, во-первых, потому, что был слишком смущён, а во-вторых, потому, что предположил, что барон пришёл, чтобы сделать ему внушение. – Я пришёл попросить об одолжении.

– Всё что угодно, господин барон, всё что угодно, – сказал Яцек, теряясь в догадках: что он может дать хозяину такого, чего у того ещё нет, ведь у барона уже есть всё, причём стократно.

Барон продолжил:

– Моему сыну Леону исполнилось шесть лет, и я нанял для него частных преподавателей – одного из наших, поляков, а второго – немца, чтобы они давали ему уроки в замке. Они сказали мне, что он очень умный мальчик, но проблема в том, что ему не хватает соперничества, ему не с кем соревноваться, кроме себя. Учитель школы в Слониме, пан Котовский, считает, что Владек – единственный мальчик, способный составить конкуренцию, в которой так нуждается Леон. Поэтому я спрашиваю: разрешите ли вы своему ребёнку оставить деревенскую школу и присоединиться к Леону и его учителям?

Владек продолжал стоять рядом с бароном, и перед его глазами открывались удивительные картины обильной еды и питья, книг и учителей, гораздо более образованных, чем Котовский. Он взглянул на мать. Она тоже во все глаза смотрела на барона, а на лице её отразились удивление и печаль. Его отец посмотрел на мать, и этот их мгновенный обмен мнениями показался мальчику вечностью.

Охотник сиплым голосом обратился к сапогам гостя:

– Это большая честь для нас, господин барон.

Барон вопросительно посмотрел на Елену Коскевич.

– Пресвятая Дева запрещает мне становиться на пути моего ребёнка, – сказала она нежно, – хотя только она знает, чего это будет мне стоить.

– Но, пани Коскевич, ваш сын сможет регулярно навещать вас.

– Да, господин барон. Я полагаю, что он так и будет делать поначалу. – Она хотела ещё что-то добавить, но передумала.

Барон улыбнулся.

– Хорошо. Тогда решено. Доставьте, пожалуйста, мальчика завтра утром в замок к семи часам. Пока идут занятия, он будет жить у нас, а на Рождество сможет вернуться домой.

Владек разрыдался.

– Тихо, малыш! – попытался успокоить его отец.