Из всех мало идентифицируемых листочков, корешков и порошков наибольший интерес вызвало сухое ярко-зелёное растение с четырёхлепестковыми жёлтыми цветами. Произрастало оно, согласно сведениям травосборщицы, буквально за бревенчатой стеной кремля. Послав её за этим сорняком, я отрядил Андрейку Козлова за острым ножом, а Лошаков двинулся следить за уборкой бани и растопкой там очага. Ждана Тучкова я начал расспрашивать на предмет добычи водки для дезинфекции. Слова такого он не знал, но сообщил, что в наличии дворцового сытного двора бражного пития полно. Вызванный подключник доставил на пробу черпак с хлебным вином, однако испытания огнём на крепость этот напиток не прошёл. Сообразив, что нужен горючий напиток, помощник заведующего алкогольным складом, метнувшись, доставил малый бочонок с фряжской аквавитой.[9]Примерно через час все участники предстоящей хирургической процедуры были в сборе в княжеской бане.

Лекарке было поручено истолочь траву и смешать с водой, что вызвало очередной приступ сомнений.

— Преизлихо опасно зелье из бородавник-травы! — сказала женщина.

Но дальнейшие действия смутили невольных фельдшеров ещё сильнее. Кипячение ножа в горшке, его же охлаждение в крепком спиртном и обработка щеки этим эрзац-спиртом казались им бесовским ритуалом. Лишь читаемые для укрепления духа молитвы удерживали моих помощников от бегства. Резать щёку, перекрестясь, взялся верный дядька Ждан. Да и двое телохранителей не подкачали, удержав мои тело и голову от рывков и дёрганий. Однако обработка раны спиртом и мазью из сока ядовитой травы всё-таки в очередной раз вырвала сознание из чужого тела.

Очнувшись ночью, что было уже привычно, я, в свете мерцающей лампады, увидел рядом со своим ложем спящего на полу Баженко. Судя по ноющей щеке и присохшей к ней тряпице, сменить повязку и нанести новую порцию мази никто не удосужился. Невежливо растолкав мальчонку, услышал кучу малоприятных новостей. Мои медицинские помощники сидели в порубе и ждали решения своей участи. Губной староста Иван Муранов послал в Москву подробную весть о произошедшем в городе. Моя родня опять вечером совещалась и наказала своим холопам перебить следующей ночью посадских людей, что стояли за Битяговских, дабы в предстоящем следствии уменьшить количество свидетелей обвинения. Также паренёк сообщил, что, мол, ты, государь, в болезни изрекал словеса странны, вещал, и звал батюшку свово и брата единокровного. Опять ко мне приводили архимандрита монастыря Воскресения Феодорита, дабы он причастил Святых Тайн и отпустил грехи перед кончиной. Тот в палатах ждал полуночи, чтобы совершить ритуалы, не нарушая церковного благолепия. Разговор наш под утро был прерван пришедшими военными слугами царицы, что зашли узнать, не выздоровел ли я, и звать меня в церковь. От посещения храма удалось отговориться болезнью.

После молебна к моей кровати, устроенной на огромном ларе, опять явилась куча родственничков с прислугой. Воспользовавшись их приходом, смог умолить суровую правительницу приказать выпустить невинно заточённых невольных лекарей. Совершив одно благое дело, решил сделать и другое и уговорил младшего Тучкова сбегать на посад, предупредить жертв планируемого убийства. Тут же явились свежеосвобождённые узники, шумно выражая свою благодарность. Процедуры перевязки и смены мази были исполнены, но, похоже, воспаление не прекратилось. К вечеру начался жар, и сознание ушло в болезненный сон, лишь изредка вырываясь из него к яви.

Два следующих дня прошли в упорной борьбе юного организма за жизнь. На третий день, в четверг, кризис миновал. Похлебав куриного супчика, принесённого доброй тёткой Ариной, я стал прислушиваться к гудящему, как улей, терему.

— Се князь боярин Шуйский Василий Иванович с думными людьми — окольничим Клешниным Андреем Петровичем и думным дьяком Елизарием Вылузгиным, сыном Даниловым, пришли с Москвы расспросные речи творить о злоумышлении, — разъяснила кормилица.

— Учали[10]ставить пред собой людишек и расспрашивают, каким-де обычаем язвили ножом царевича, а приказные поместные те речи в дело пишут.

Значит, следователи уже прибыли и ведут допросы. Попытался узнать, в какую сторону идёт дознание.

— Люди разное сказывают, кто баит, будто Осип Волохов чёрное злодейство учинил, а кто — будто сие навет Нагих жестокосердных, — пояснила бойкая тётушка. — Об убойстве слуг великого государя городской прикащик Русин Раков указывает на Михайлу Нагого, елико зачинщика, дядя ж твой, Михаил сын Фёдоров, сказывает, что Битяговских со сродственниками и холопами побила-де чернь посадская самовольно.

Также она сообщила, что пока симбионт с царевичем сопротивлялся инфекции, моя местная семья руками слуг занималась фальсификацией улик и устранением свидетелей. Они подбросили на брошенные во рву тела убитых окровавленное оружие да прибили не пожелавшего спрятаться сытника Кирилла и какую-то жёнку юродивую. Иметь что-то общее с этой кровожадной шайкой хотелось всё меньше и меньше, но и признаваться было неумно. Тут ещё выяснилось, пока я в бреду бормотал невесть что, ко мне приводили священника из Спасского собора Степана, с тем чтобы он изгнал из юного царевича злых бесов. Судя по тому, что моя душа вполне неплохо себя чувствовала в его теле, бесовской она не являлась. Экзорцист не нашёл присутствия нечистого, поскольку от молитв корчи пациента не одолевали, ведь известно, что лукавый святых словес не терпит.

На этой мажорной ноте к нам явился Семейка, стряпчий государыни Марьи, и известил о том, что к нам сейчас прибудет князь Шуйский вместе с только что приехавшим митрополитом Сарским Галасеей. Да уж, как писал классик — пренеприятнейшее известие. Отвечать на вопросы дознавателей не было никакого желания, а тут ещё весёлая Арина подшучивала над дворянами:

— Пытки не будеть, а кнута не минуть.

Весьма споро дворовые обрядили меня в одежды из красного бархата и препроводили на третий этаж дворца в княжью светлицу. Там уже шёл семейный совет, как держать речи при московском боярине. Общее настроение было вполне оптимистическое. Нагие считали, что князь Василий настроен к ним дружественно, а окольничий Клешнин так вообще был их родственником. Во дворе раздался шум и топот, вскоре в светлицу вошла представительная процессия. Гостей с сопровождающими было больше десятка, и в просторном помещении сразу стало тесно.

Боярин был как с лубка, невысокого роста, с чванливо задранной бородой, одетый в длиннополый богатый кафтан и горлатную шапку. Начав с поклона мне, он быстро обменялся церемониальными приветствиями с окружавшей меня роднёй, далее последовало целование собравшимися руки архиерею церкви. Не отвлекаясь на предложенное угощение, глава следственной комиссии приступил к опросам, сразу начав брать быка за рога. Видно, обстоятельства дела донёс кто-то весьма подробно. Побеседовав со старшими мужчинами рода, Василий Иванович подсел ко мне. Кратким слогом, пытаясь не ляпнуть чего лишнего, я изложил отрепетированную за час версию: