– Я очень устал, а мне предстоит еще одно длинное путешествие. Так что мне не до балов сейчас.

– Джузеппе сообщит, когда твоя комната будет готова. У нас тут гостят еще несколько человек, и поэтому время завтрака строго не обговорено. А теперь, с твоего разрешения, я пойду переодеваться, иначе опоздаю. Рад был снова повидать тебя, мой друг, – сказал он, поднялся на галерею и вошел в дом.

Тревор опустился на одну из кованых скамеек, которые стояли на галерее. Он там долго сидел, курил сигару и смотрел, как сумерки уступают место ночи. Он размышлял о словах Эдварда насчет слухов, опутавших весь Лондон, и о том, что именно стало известно в свете. Черт побери, если всем станет известно, в какой тяжелой ситуации он оказался, то ему никогда не удастся добыть деньги. Проклятие, что же теперь делать?

Напевая себе под нос, Маргарет из ниши наблюдала за парами, которые кружились в вальсе.

Маргарет глотнула еще шампанского – это был уже четвертый бокал – и выглянула из-за пальмы. В этот момент ее заметил мужчина, одетый во все черное. Маргарет в отчаянии застонала в безуспешной попытке спрятаться. Но Роджер уже шел к ней.

– Мне показалось, что я увидел, как вы мелькнули между деревьями, – сказал он. – Я говорил вам, как прекрасно вы сегодня выглядите?

– Да. По крайней мере дважды.

– Прошу меня простить, если повторяю одно и то же. Но это истинная правда. Вы действительно превосходно выглядите.

– Будьте добры, ответьте мне на один вопрос. Что именно вы находите во мне превосходным?

Роджер уставился на Маргарет, ошеломленный ее прямотой.

– Ну… – Он замолчал и внимательно посмотрел на нее. Потом собрался с духом и произнес: – У вас красивое лицо.

– Правда? А как насчет моих глаз? Разве они не сверкают, как бриллианты?

Роджер улыбнулся:

– Это довольно избитое сравнение.

– А мои волосы напоминают цветом соболиный мех?

Его улыбка стала еще шире.

– Нет, – ответил Роджер. – У вас обыкновенные русые волосы.

Маргарет рассмеялась, Роджер тоже. Она посмотрела на него и вдруг поняла: когда Роджер радуется чему-то по-настоящему, когда не говорит слова, которые, как ему кажется, обязан ей говорить, он нисколько не раздражает Маргарет.

У него очень красивые губы. Интересно, каково это – целоваться с мужчиной?

Вдруг ей пришла в голову безумная мысль. Маргарет не хотела выходить замуж за Роджера, но вот поцеловаться с ним… Она допила шампанское и поставила бокал под растущий рядом папоротник.

– Сады вокруг виллы так прекрасны в лунном свете, – произнесла Маргарет. – Не хотите посмотреть на них?

Роджер изумленно уставился на нее.

– Прямо сейчас? – спросил он.

– Ждите меня в саду, в центре самшитового лабиринта в полночь, – прошептала Маргарет и вышла из своего убежища. Роджер так и остался стоять в нише, глядя ей вслед, разинув от удивления рот.

Дверь в галерею открылась, и до Тревора донеслись звуки бала. Несколько мужчин вышли на воздух, чтобы выкурить сигары. Тревор не желал никого видеть. Он хотел тишины и покоя. Хотел подумать над тем, как выйти из тяжелой ситуации, в которой оказалась его семья. Где достать двести тысяч фунтов.

Проклятие, каким же идиотом надо быть, чтобы наделать столько долгов! Во всем виноват Джеффри. Ему было лень заниматься делами поместья. Джеффри всегда был таким. Его высокомерие не знало границ. А теперь, когда сундуки семьи Эштрнов опустели, Джеффри пустил себе пулю в лоб.

Тревор подумал, станет ли Элизабет носить траур весь год или притворяться, будто она глубоко скорбит по драгоценному супругу. Вряд ли, подумал Тревор с присущим ему хладнокровием. Ведь Элизабет ненавидит черный цвет.

Тропинка повернула, и перед Тревором возникла стена из плотно растущего самшита. Все, тупик. Он повернул назад и какое-то время шел тем путем, который избрал в самом начале, а потом свернул на другую тропу.

Элизабет. Тщеславная, легкомысленная женщина, которой достался тщеславный и глупый муж. Она беспокоилась о поместье еще меньше, чем Джеффри.

В своем письме к нему мать жаловалась на ужасное состояние Эштон-Парка. Крыша над западным крылом протекает, ковры вытерлись, канализация перестала исправно работать еще три года назад. Фамильные драгоценности проданы, портреты в позолоченных рамах заложены в ломбард. Обеденный сервиз из чистого серебра, подарок королевы Елизаветы первому графу Эштону, тоже пошел с молотка.

Черт с ними, с драгоценностями, портретами и традициями. Эштон-Парк имел для Тревора значение только по одной причине: он принадлежал ему.

Тревор еще раз повернул и оказался на небольшой площадке. В центре журчал фонтан, в лунном свете струи воды отливали серебром. В тенистых уголках стояли каменные скамейки, скрытые от постороннего взгляда перголами с вьющимися розами. Это место явно предназначено для любовных свиданий. Тревор уселся на ближайшую скамью и невидящим взглядом уставился на фонтан, видневшийся среди листвы. Его мысли перешли от прошлого к будущему. Впервые в жизни у него на самом деле появилось что-то свое, и он не намерен терять его только потому, что его старший брат вел себя как идиот.

Его размышления прервал шелест юбок, и Тревор увидел, как на площадке появилась девушка в бальном платье. Она явно была в числе приглашенных на праздник и просто решила прогуляться. Вдруг она остановилась.

– Почему бы тебе не поцеловать меня?

Этот вопрос застал Тревора врасплох. На какой-то миг ему показалось, что девушка обращается к нему, но потом Тревор сообразил, что она не может видеть его за увитой розами перголой. Тревор никогда раньше с ней не встречался, и вряд ли девушка могла обратиться е такой просьбой к совершенно незнакомому ей мужчине.

Тревор продолжал наблюдать за ней.

– Роджер, я хочу, чтобы ты поцеловал меня, – прошептала девушка, а потом покачала головой: – Нет. Слишком прямолинейно. Так у меня ничего не получится.

Девушка начала беспокойно ходить из стороны в сторону. Она была глубоко погружена в свои мысли и совершенно не подозревала, что в десяти футах от нее сидел посторонний мужчина. Вдруг она остановилась, подняла голову, как будто для того, чтобы посмотреть на воображаемого партнера, и опять спросила:

– Не хочешь ли ты поцеловать меня? – Потом вздохнула и произнесла: – Нет, так тоже плохо.

Тут до Тревора наконец дошло, что девушка задумала. Он улыбнулся. Сейчас должно было состояться ее свидание с мужчиной – причем, судя по ее поведению, первое в жизни, а это было своеобразной репетицией предстоящих событий. Тревор окинул девушку оценивающим взглядом. Если бы он мог, то сказал бы ей, что у нее нет никаких поводов для волнения. Рядом с таким созданием только слепцу или непроходимому глупцу потребуется поощрение.