подойти. Выставили дозорных, воткнули копье в последний глаз. Ждали.

Наконец, заметили, что паровоз начал остывать. Все-таки сдох. Старейшина приказал устроить праздник. Я не участвовал, ходил вокруг монстра и думал можно ли из него сделать что-то полезное, и не появятся ли его соплеменники.

Когда веселье закончилось, мы обязали паровоз веревками, подсунули бревна и всей деревней повалили на бок.

Живот представлял собой такую же броневую плиту, но пасть была открыта, и туда с легкостью мог забраться взрослый человек, в смысле рептилоид. Других отверстий на его теле мы не обнаружили. Как же твари размножаются? Наверное, через рот и размножаются, что туда, что оттуда.

Потрошить его мы тоже начали со рта. Двое потом умерли, видимо внутри все-таки была какая-то отрава. Но мясо оказалось на удивление вкусным.

Так паровозы могли бы и вымереть, мы бы их сожрали, как первобытные люди мамонтов. Охота на них, конечно, была сопряжена с определенным риском. Да, что там риском, напрямую требовала человеческих жертв. Паровоз убить, это не допла завалить. Но мы сумели их использовать не только как еду. Мы сумели их одомашнить. Подбирая дозу яда приводить их в состояние сомнамбулизма и ездить на них в этом состоянии. А дальше с развитием науки вообще войти в симбиотические отношения и даже выращивать паровозов с заданными свойствами. Так что к началу космической эры диких, свободно живущих паровозов на планете не осталось – только картинки в детских учебниках, там же, кстати, где писалось и обо мне – Великом Объединителе Племен.

И памятник мне в каждом городе. Жалкая попытка придумать какой-то суррогат религии. Как я вижу это теперь, со своей четырех, шести, восьми(?) тысячелетней земной истории.

Религии у рептилоидов не было, но письменность была. И образование было, и наука, и медицина, и все что положено для освоения космоса. Да и такого освоения, которое и не снилось нашим мудрецам. А вот литературы не было. Никому не приходило в голову написать что-то бесполезное. А возможно, что подобные попытки и были, но пресекались, были наказуемы и тайны. О подобных вещах я судить не мог, мое проникновение в рептилоидные жизни было недостаточно глубоким.

Скинул почитать дочке. Через неделю она позвонила.

– Пап, ты там на кислоте или грибах?

Я пожал плечами, дочка не увидела.

– Не поверишь, в сухую.

– Не верю, – засмеялась она. – Финал-то придумал?

– Финал известный: все в землю ляжем, все прахом станем.

– Пап!

Я подмигнул, она опять не увидела.

– Скажу маме, чтобы последила за тобой.

– Она следит.

Засмеялись оба.

– Допишешь, присылай, – дочь положила трубку.

Я уставился на чистый, белый лист на экране.

Подведем итоги: сквозь эпохи и пространства силы процедилось в терапевтическом количестве, хватило только на суставы.

А на что бы я хотел? Я мечтательно зажмурился. Получить много-много силы и уцелеть в той давней космической разборке?

Перевести корабль в волновой состояние и пройти сквозь планету. Войти в резонанс с колебаниями магнитного ядра и взорвать ее на хрен. Вот вам Египет, вот Рим, вот Америка. Нет ни хрена! Два пояса астероидов в системе.

Мне ведь долей секунды не хватило.

Время? Линейно или циклично? Или вообще стоячая волна, постоянное здесь и сейчас? Блин! Не помню ни хрена! Только зубы эти идиотские!

Я потер виски. Встал, подошел к окну, посмотрел на небо. Лох, лох, лох, трах тибидох тох, тох. Хоттабыч, блин. Только рассказики кропать и могу. Зарычал. С кем мы тогда воевали? С кем?

А наши еще есть здесь? Помню, были. Весь египетский пантеон бывшие наши. Сам таким был, правый глаз, левый глаз, помню.

Четыре тысячи лет. Всех же через сито протерли, никто ничего не помнит, никто ничего не может.

Вернулся к компьютеру. Зашел на Авито, набил объявление.

«Куплю усилители когтей, комплект (ручные + ножные), старой работы. Молекулярной заточки, не лазерной. Углепластик не предлагать».

Может, кто откликнется. Из тех, кто такие носил, а не просто любопытные идиоты.

Надо бы и на английском, где-нибудь на Амазоне разместить, – подумал.

Посыпалась почта, телефон я благоразумно не указал. В основном спрашивали, что это такое. Конечно, юмор: предлагали усилители члена – больше всего. Но и мечи атомарной заточки – не дорого, и лазерные мечи. Кольцо всевластья – совсем дешево, потому что модель. Однажды пришел текст – абракадабра. Я уж подумал: вот оно. Вчитывался, вчитывался, пытался понять. Разобрался – оркский язык из Толкиена.

Но золотая рыбка все же попала в мой невод.

Письмо из Екатеринбурга:

Имеется пара ручных, на шесть пальцев. Будете смотреть?

Опаньки! Как я помнил, у нас было по шесть пальцев. Два больших по разным сторонам кисти, про такие руки Артур Кларк писал, тоже у инопланетян. Я уж думал, что, возможно, он из наших. Помнил что-то.

Я попросил прислать фотографию.

Мне ответили, что фото нет, только рисунок.

На рисунке перчатка на шесть пальцев, на концах когти сантиметров по восемь-десять. Очень похоже, как помнил я.

К рисунку пояснение, что сделан по памяти, сейчас под рукой нет, но возможно обсуждение доставки, хотя удобнее самовывоз, и указан адрес в Екатеринбурге и имя. Моего корреспондента звали Анастасией Петровной.

Я написал, что готов приехать, а дату сообщу позже.

Осталось придумать, что сказать жене, за ким чертом меня понесло в Екатеринбург.

Повезло, после Нового года в Екатеринбурге открывался фестиваль фантастической литературы. Я сказал, что хочу поехать. Жена не возражала, я купил билеты и заказал отель на пять дней.

Спальный район на окраине города. Дверь открыла полная, пожилая женщина.

Я представился, сказал, что по объявлению из Москвы.

Женщина очень цепко посмотрела мне в глаза, посторонившись впустила в квартиру, подождала пока разденусь, проводила на кухню.

Предложила чай и кофе. Я выбрал кофе.

– Вы понимаете, что мы можем обсуждать только воспоминания? Никаких материальных следов той культуры не имеется.

– Конечно, – пожал я плечами, – и сразу хочу спросить, имеются ли у вас воспоминания носящие стоматологический характер?

– Вы про ядовитые зубы?

Я кивнул.

– Да, с детства. Наверное, поэтому и замуж не вышла, – Анастасия Петровна печально усмехнулась. – Все мужики казались мне недостаточно брутальными. Хотя на брутальность окружения пожаловаться не могла. До пенсии проработала тюремным врачом. У нас тут этих заведений много.

Анастасия Петровна поставила передо мной банку растворимого кофе.

– Кладите сколько вам надо, сахар. Молоко? Сливок нет.

– Спасибо, молока не надо.

Я насыпал три ложки растворенки на кружку, добавил ложку сахара.

– Так мы с вами коллеги. Тоже когда-то