По глазам Юстаса я понял, что Шерон с ребенком он считает заложниками. Впрочем, я и сам не уверен, кто они, поэтому признался честно:

— Понятия не имею.

— Какие у вас отношения?

— С Фероном? — удивился я. — Я убил его сына — он меня ненавидит.

— Тогда почему ты еще жив? У него было столько возможностей и в Авоке, и в Фарнелле. И там и там списать твою смерть на оборотней было бы проще простого.

Я насмешливо склонил голову набок.

— Оно ведь всегда просто, пока до дела не доходит, так ведь? В Авоке у вас был просто гениальный план: оборотни, сыворотка ликантропии и свой человек в клане. А чем все закончилось? Как не прискорбно это признавать, возможно, у Шона просто есть мозги?

Оутс не обиделся, даже сарказм не воспринял, а мои слова переосмыслил на свой лад:

— Вера в клан… Вполне возможно. Его ведь с детства этой лабудой пичкали. А как он к вампирам относится?

Говорил я дяде, что отпускать из клана такого сильного колдуна было ошибкой! Что же мне ответить? Я знаю, что Шон грохнул того кровососа, что пришел к нему с предложением о сотрудничестве, но Оутс не знает что я знаю. Так ли это важно? Стоит ли здесь огород городить или от правды будет больше толку?

— Ты задумался, — подметил Оутс. — Знаешь что-то интересное?

— Отнюдь, — тут же соврал я.

— Плохой лжец, — улыбнулся вампир.

— Сочту за комплимент.

— Мне нужна эта информация, Дункан, и я ее вытяну.

— Не утруждайся, — сказал я, решив говорить правду. Он, скорее всего, не поверит, а я хоть пытку оттяну. — Шон знает, что вампиры обрабатывали Саймона. Он вас ненавидит.

— Звучит логично, — согласился Оутс. — Жаль только, ты уже пытался лгать и я не могу быть уверенным. На этом, пожалуй, культурный разговор придется закончить и приступить к более агрессивному способу допроса.

— Очень жаль, — расстроился я. — Не люблю, когда меня бьют.

— О, тебя мы и пальцем не тронем, — пообещал вампир и весело подмигнул.

Самообладание снова мне изменило. Вспышка гнева была не такой сильной, как до этого, я не пытался встать, но цепи сковывающие руки предательски натянулись и звякнули.

Оутс рассмеялся.

— Ты, небось, уже приготовился терпеть боль, настроился, придумал стратегию как легче скормить мне свою ложь… У тебя нет шансов, Дункан! — Юстас повернулся к прислуживающему вампиру и отдал приказ: — Приведите девку, повесьте на стену. Дайте ей дозу, пускай Дункан насладиться.

Вот тут я уже не выдержал и вскочил на ноги, чем доставил Оутсу еще больше удовольствия.

Вампиры ушли, а через минут десять охранники притащили Эйли. Девушке досталось гораздо больше, чем мне. Как и я, Эйли была полностью голой, со спутанными волосами, неприятными разводами от испражнений на ногах и многочисленными синяками, но в кандалах на руках и ногах. Вампиры тащили под руки ее слабо сопротивляющееся тело. Смотреть на эту картину было до боли обидно. У меня непроизвольно вырвалось:

— Эйли!

Ее голова резко повернулась в мою сторону: правая половина лица застыла в звериной форме, а глаз сиял нездоровым оранжевым огнем, тогда как левая оставалась абсолютно человеческой, если не считать аномально расширенного зрачка.

Девушка улыбнулась, и изменения кривой волной пронеслись по ее лицу.

— Дункан, — сказала она и попыталась стать на ноги, чтобы пойти ко мне. Вампиры не позволили, и тогда девушка недовольно хныкнула, с виду ленивым движением повела плечом и буквально впечатала одного охранника в стену, но второй быстро среагировал и вырубил ее мощным ударом в голову.

Я сорвался: злость затмила мой разум, я рванул цепи и заорал, используя обороты портовых грузчиков. Я обещал, клялся и божился вампирам, что их смерть не будет легкой. Они ржали в ответ, но не долго. После сентенций об их сексуальной ориентации и половых связях с целым перечнем мерзких животных, один из вампиров вырубил меня тем же ударом, что и девушку.

Очнулся я от того, что Оутс орал на охранника. Он был страшно недоволен тем, что застал меня без сознания. По его задумке я должен был смотреть на то, как Эйли извивается в наркотическом бреду. Наверное, это должно было подготовить меня к дальнейшему разговору, сделать более податливым, но молодые вампиры по дурости сломали ему все планы, вот и летали теперь по камере ка мячики. Поправка: летал один, тот, что был в комбинезоне, второй куда-то запропастился.

Я поднял голову и встретился глазами с Эйли. Девушка стыдливо отвела взгляд. По крайней мере, из наркотического бреда она вышла. Я попытался размять мышцы, не привлекая внимания Оутса, поглощенного избиением вампиров, но первое же движение отдало такой болью в плечах и спине, что я непроизвольно застонал.

— Очнулся! — обрадовался вампир. — Я извиняюсь, что эти придурки, — он пнул растянувшегося на полу кровососа, — испортили тебе все представление. Как самочувствие?

— Лучше не бывает, — съязвил я.

Меня снова лихорадило, зубы непроизвольно выбивали дробь, но я попытался встать и рухнул обратно от судороги в левой ноге. Слезы брызнули из глаз, в носу почему-то закрутило, защекотало, и я чихнул. Чихнул раз, два, три, попытался что-то сказать — не вышло, попытался удержаться, сжав до боли зубы — не сумел, чих прорвался носом, оставив адское жжение в носоглотке.

— О-о-о, — разочарованно протянул Оутс. — Так мы с тобой не поговорим. — Гранд повернулся к вампиру, что притворялся ветошью на полу и снова его пнул. — Принеси парню дозу.

Охранник перестал изображать труп и с неожиданной резвостью бросился исполнять приказ. Я попытался отказаться, но чертово чихание не дало и свое недовольство пришлось выражать энергичным покачиванием головы, от которого у меня шею свело. Зато приступ закончился.

— Не надо дозу.

— Не надо? — проявил участие старый вампир. — Ну не надо, так не надо. Девушке еще раз вколем.

Я поморщился, подавил очередной абсолютно бесполезный приступ ярости и снова чихнул. Шею снова свело, а в глазах потемнело от боли. Я поплыл, потерял ощущение пространства и повис на цепях. Резкое натяжение мышц, связок и вывернутые до упора суставы породили очередную волну боли. Кажется, я пытался сопротивляться, сжал зубы и рычал как битый пес, но сознание заволокло туманом, и я с трудом понимал, что происходит. Даже Юстас не сумел пробиться со своими насмешками. Его фигура расплылась, размазалась по камере, превратившись в одно большое лицо и маленький домашний халат. Почему он в халате и что здесь делают красные огурцы?

Огурцы отрастили крылья как у бабочек и начали летать. Оутс начал говорить, но вместо слов из его рта вырывался холодный шум прибоя. Большое лицо вампира снова расстроилось и ушло, оставив в камере халат и огурцы, а так же Эйли. Девушка говорила. Ее слов я тоже не мог разобрать, но они убаюкивали как ласковый шелест деревьев. Мне стало хорошо. Боль отступила, каменные стены рухнули, уступая место крепким соснам, что росли вокруг Древних камней. Воздух наполнился ароматом хвои и магией земли, я почувствовал себя всемогущим, все мне было по плечу!