До тех пор, пока их конфликт развивался только в стенах школы, с существованием Леры ещё можно было как-то смириться. Забыть о ней. Не замечать. Но к концу второго класса она неожиданно крепко сдружилась с одноклассницей Наденькой Долиной, которая, к сожалению, являлась соседкой Максима по дому и даже по лестничной клетке.

Теперь Лера постоянно торчала у подружки в гостях, и мальчик отныне был вынужден лицезреть её даже в свободное от учёбы время. Это вызывало у Максима досаду и смятение: Наденька ему нравилась, а Лерку он терпеть не мог… Всякий раз, завидев её в собственном дворе, он кривился и морщился, иногда доходя до дурацких выходок детсадовского уровня: выкрикивал ругательства с балкона, плевался или обливал противную китаёзу водой. Она не оставалась в долгу, напихивая ему всякого мусора в почтовый ящик или исписывая стены подъезда афоризмами из серии “Чащин — урод!”. Короче, войнушка, вспыхнувшая между ними ещё в первом классе, активно продолжалась, причём не только на занятиях, но и во время каникул.

А Наденька… Наденька была чудом, голубоглазой златокудрой куклой с нежным певучим голоском и добрым, отзывчивым сердечком. Максим цепенел в её присутствии, ощущая себя дурак дураком, пустоголовым Буратинкой с деревянными руками и ногами, абсолютно счастливым, восторженным идиотом. Даже странно было, как это она — ангел небесный — выбрала себе в подруги резкую, хамоватую, заносчивую и вообще абсолютно невыносимую Лерку.

Максим тихо, украдкой, вздыхал по Наденьке класса до шестого, ни на что, впрочем, особо не претендуя — ему достаточно было просто видеть её и изредка по-дружески болтать. Однако, когда ему исполнилось тринадцать лет, формального общения в школе стало катастрофически не хватать. Максиму хотелось большего — гулять вдвоём, держась за руки, и чтобы Наденька восхищённо смотрела в его глаза, пока он будет рассказывать ей что-нибудь интересное. Иногда в своих мечтах он доходил даже до осторожных объятий и нерешительных, вполне невинных поцелуев… однако старался не слишком злоупотреблять этими фантазиями, поскольку ощутимый дискомфорт в штанах приводил его в невероятное смущение — он ещё не слишком привык к сюрпризам, которые с некоторых пор спонтанно стал выкидывать его растущий организм. К тому же, думать о Наденьке в этом ключе было почему-то стыдно, слишком уж она была… чистой и непорочной, к такой и прикоснуться-то страшно. Такую девчонку следовало только возвести на пьедестал да любоваться ею со стороны, благоговейно затаив дыхание.

— Ты что, влюбился, мальчик? — мимоходом осведомилась однажды Дворжецкая, когда её ученик, задумавшись о своём, в очередной раз безбожно сфальшивил. — Всё в облаках витаешь!

Максим густо покраснел и крепче ухватился за смычок.

— Нет, я серьёзно спрашиваю, а не чтобы посмеяться над тобой, — добавила преподавательница примирительно. — Просто мне не нравится, что твоё большое и светлое чувство заметно мешает учёбе.

— Извините меня, Фаина Романовна, — пробормотал он в сильнейшем смущении и раскаянии, смешанными со стыдом. — Такого больше не повторится.

— Ну, вот ещё — не повторится! Глупости! — фыркнула она. — Когда же и влюбляться в первый раз, как не сейчас, в твоём юном и прекрасном возрасте?! Всё так по-настоящему, так отчаянно, так… безнадёжно!

Максим исподлобья хмуро взглянул на неё.

— Почему — безнадёжно?

— Да потому что первая любовь редко бывает счастливой, мой милый. Впрочем, если всё взаимно, могу только порадоваться за тебя, — великодушно добавила она. — Хотя… любовь без страданий — смертельная скука! — глаза её блеснули лукавством, и было непонятно, то ли она шутит, то ли искренне так считает.

Откровенно говоря, Максим не был с ней согласен, но решил воздержаться от дальнейшей дискуссии и с преувеличенным энтузиазмом принялся водить смычком по струнам, как бы демонстрируя чрезмерное усердие и истовую тягу к учёбе.

— Пригласи свою девочку на наш новогодний концерт, — предложила вдруг Дворжецкая. — Наверное, ей интересно будет взглянуть, как ты хорош на сцене… Да и у тебя самого будет стимул как следует подготовиться к выступлению и не халтурить на уроках, — добавила она, хитро прищурившись.

Максим едва не подскочил на стуле от радости. Позвать Наденьку на праздничный концерт — какая простая и замечательная идея! Ничего лишнего, ничего подозрительного, обычное дружеское приглашение, и у него появится возможность блеснуть перед ней во всей красе! Быть может, после концерта Наденька наконец-то “разглядит” его получше?!

Дворжецкая выдвинула ящик своего стола и, покопавшись там, протянула Максиму два билета на концерт:

— Вот, держи пригласительные.

— Два-то зачем? — не понял он. — Меня ведь и так пропустят…

— Ну, ты даёшь, — покачала головой преподавательница. — По-моему, любовь отшибла тебе память и способность соображать. О матери ты забыл? Она же ни одного нашего концерта не пропускает, ей тоже билет понадобится.

Максим сконфуженно опустил голову. И в самом деле, он совершенно не подумал о маме…

Всучить билет Наденьке оказалось не так-то просто. Максим хотел, чтобы это выглядело непринуждённо и естественно с его стороны, однако о какой естественности могла идти речь, если при приближении одноклассницы у него учащался пульс и сбивалось дыхание?..

Наконец, набравшись храбрости в очереди за пальто в школьную раздевалку, где они с Наденькой случайно оказались рядом, он спросил как можно рассеяннее, как бы между делом:

— Слушай, Долина, а ты музыкой, случайно, не увлекаешься?

Она захлопала своими чистыми ангельскими глазами.

— Какой именно музыкой? Ну, “Руки Вверх!” я люблю, ещё “Иванушек International”…

— Да нет, — он с досадой поморщился. — Скорее, классической.

— Ах, это… — Наденька разочарованно сморщила хорошенький вздёрнутый носик. — Знаешь, если честно, то как-то не особо. Ску-учно, — протянула она.

Любая другая девчонка, признавшись в подобном, безнадёжно упала бы в глазах Максима до конца жизни. Но только не Наденька!

— Жаль, — отозвался он преувеличенно спокойным тоном, — а то у меня тут билет пропадает…

Наденька клюнула моментально.

— А что за билет? — заинтересованно спросила она.

— Новогодний концерт в моей музыкалке. Ты не думай, там не только классические произведения, вообще довольно разнообразная программа будет, — добавил он якобы равнодушно.

— И ты тоже будешь что-то играть?

— Ну конечно, — важно кивнул он. — Я исполняю “Pezzo Capriccioso” Чайковского.

Как минимум, фамилия “Чайковский” о чём-то ей говорила: в глазах Наденьки промелькнул проблеск понимания. Несколько мгновений она размышляла над предложением Максима, закусив нижнюю губу (что ужасно ей шло, Максим аж залюбовался), а затем решительно встряхнула золотистыми волосами:

— Слушай, Макс, я бы пошла, но… одной как-то стрёмно. Всё-таки концерт. А второго лишнего билетика у тебя, случайно, не завалялось? Я бы Богданову с собой взяла.