Плесень

Ну а если на самом деле

В жизни нету особо смысла?

Если это не промысел божий,

А случайно белки «прокисли».

Если мы ДНК – и не больше

И в нас нету духовной искры,

Мы конечные автоматы

Без системы прямого впрыска.

Если мы не венец природы,

А ее причудливый выхлоп,

Словно плесень на старом заборе,

Где стихия давно утихла.

А мы бьёмся за ареалы,

Наши лидеры – та же плесень.

Коалиции, войны, смуты

Под звук бубнов, речей и песен.

Рьяно строим себе границы

В сучковатых узорах забора.

И придумываем легенды,

Находя скрепы в них и опоры.

И живём по нелепым законам,

Протестуем, растим патриотов,

Ищем деньги, скрипим недовольно

И боимся – переворотов.

Причитаем, ругаем друг друга,

Любим, жаждем, кругом кипят страсти…

Но однажды приедет хозяин

И забор наш морилкой закрасит…

Остров

Как-то вечером недавно,

Между прочим, с две недели,

Мы сидели, выпивали,

Ну и «ничего» не ели.

Мишка, я, Олег, и Сашка,

И егойный друг Дениска.

Мы лупили сковородки,

Там картошка и сосиски.

Так, немного мы заливали,

Шёл второй стакан на рыло,

А в углу висела плазма,

В этой плазме говорили…

Что там про непогоду,

Про лесные там пожары,

И про Крым и Украину,

И про тёлочек поджарых

Тут мы вместе услыхали

С одуревшими очами,

Что Америка решила

Отжать остров у датчан.

Мишка крикнул: что за лажа,

Пусть хоть десять триллионов,

Но Гренландия, бесспорно,

Ведь жемчужина короны,

Что датчане хоть любят,

Деньги те – и кэш, и в банках,

Но земли своей ни пяди

Не дадут датчане янки.

Сашка с другом посмотрели

В телевизор этот сиплый

И, пожав плечами, тоже,

Согласились, что-то типа:

Нет, конечно, эти педо-

Европейцы не дебилы…

Пусть и деньги неплохие,

Но в ресурсах типа сила,

Типа каждый из варягов,

Дюже счастлив за отчизну,

И датчане тоже жаждут

Так предаться оптимизму.

А Олег к тому моменту

Уже просто нахлебался

И в политику такую

Он ни разу не пускался.

Тупо пялился на тёлок,

Официанткам улыбался.

Оказалось, не «футболом»,

Просто интересовался.

Посмотрели друг на друга

Изумлённо горемыки,

А Олежка от напряга

Как-то странно захихикал…

Я взял слово: други-братцы,

Это как же понимать-то?

Надо ведь сейчас, ребята,

Что-то нам предпринимать!

Эти Штаты тут опять же

Собралися занимать?

Чтоб в кредит купить ресурсов

На полмира, вашу мать?

Хотя, строго между нами,

В моих мыслях нету кроя,

Зачем Штатам вообще нужна

Эта уйма геморроя?

На гренландской-то землице

В нашем двадцать первом веке

Проживает-то всего лишь

Шестьдесят тысяч человек!

Так на кой ляд триллионы

Надо Дании платить-то?

Ведь же проще одним шотом

Море кроликов убить!

Провести там референдум,

Лишь участникам платить,

По лимону, пусть по два,

Хоть по десять

– нах

– итить.

Все мы вдруг переглянулись,

Осенило, вашу мать,

Только что сообразили,

Как Гренландию продать!

Только вот одна загвоздка,

Получается, в Крыму

Этот платный референдум

Очень даже не поймут…

Донор

Открыл глаза, лежу в больнице,

Совпала группа, так бывает.

Рядом здоровая бабища,

Мы с доктором её спасаем.

Осунулся, всхуднул, весь бледен,

В глазах туман, мне не спуститься.

Во мне катетеры и трубки,

Течет мой ихор в дьяволицу.

И Парацельс бы не увидел

Ни анемии, ни хлороза.

Она цветёт, благоухает,

Как синтетическая роза.

А мы, все те, кто здесь в палате,

Теряя бодрость духа, силы,

Сдаём ей наши кундалини

В эритроцитных эликсирах.

И хрен один ещё ей носит

С горкой налитые граали,

Дочке тирийского владыки,

В недавнем прошлом бабе Вале.

Казалось бы, ну всё, довольно,

В ушах гудит, серые лица,

Но персонал ещё готовит

Новую ветку подключиться…

Собравши волю, восклицаю,

Словно расплывшийся вареник:

«Может, не надо больше трубок?

Это же всё-таки стоит денег?»

Ответил доктор, ухмыляясь:

«Я не готов давать отчётов,

Я проложил пять этих веток,

За свой же персональный счёт!»

На NYMEX я продал CRUDE BLOOD,

Фьючерс с физической поставкой.

Отбросьте прочь свои сомнения,

Мысленный хаос, смуту, давку!

Ваша задача быть довольным!

И не читайте Facebook ленту!

А то продукт начнёт горчить

И не понравится клиенту!

Спасибо, доктор, что сказали,

Ведь это было очень кстати,

С инфраструктурой, мне понятно,

У вас всё схвачено в палате…

Но я почувствовал подвох,

Закинул в рот больничной каши:

«С хера ли, скажите, доктор, мне

Моя же кровь вдруг стала вашей?»

Семейка

В одной презабавнейшей многоэтажке

Семейства живут – и живут весьма тяжко,

Франсуаза и Герман с большою семьёй,

Тёрки, конфликты, их жизнь бьет струей.

Герман с женой и племяшка их Поля,

Бабка есть Нора, работает в поле,

Вернее, не в поле, вернее, на шельфе,

Богатая Нора, как сказочны эльфы.

Есть ещё старая добрая Бретти,

Но одинока старушка на свете,

Вроде ушла, как-то не до конца,

Вертится где-то в районе крыльца.

Талия с ними в квартире живёт,

Такая спокойная, пиццу жует,

Модно одета, радушна, любезна,

В общем, в квартирные дрязги не лезла.

С Германом также живут в той квартире

Три профурсетки, вселённых в сортире,

Квартира не бог весть, для них места нету,

В квартире их слышно, но не заметно.

Раньше сестрёнки жили с соседом,

Но как-то он не поделился обедом,

И те, все в обидках, с грядки на грядку,

К Герману в хату на той же площадке.

Соседом же Русик с женой уркой Инной,

С чего она урка, затянуто тиной,

Она не сидела, засранец сосед

Глаголет так всем уже как тысячу лет.

А выше этаж, там живут два семейства,

Саша – один, у него много места,

Чин, у него всегда валом народу,

Все как один, все единого сброду.

Где-то пониже в районе подвала,

Ирка и Сири живут как попало,

Сашка к ним ходит и душегубит,

Что тут сказать, если бьёт – значит любит.

Саша вообще беспокойный товарищ,

Много уж в доме устроил пожарищ,

Капал все Инке йодом на мозг:

Вы поживите-ка с