Я, конечно, обрадовался, что сегодня смогу испытать в деле казанок.

Пока взрослые потрошили рыбину, я развёл в яме костерок, принёс в казанке воду и поставил его на огонь.

На мою просьбу порезать небольшую рыбку Таша отмахнулась. Это сделала Саша. Она пошла со мной к огоньку и смотрела, как варится рыба. Ну а варилась она недолго. Едва её глаза побелели, как я приготовленными рогульками вынул казанок из огня. Он не треснул!

Наколов палочкой кусочек, выложил его на лопуховый лист. Предложил Саша попробовать.

Взяв в руки лист с рыбой, она подула на неё и немного откусила от угощения. С диким визгом, ещё прихрамывая, нарушив главное правило, побежала к чуму. Удивился не только я. Все тут же побросали свои дела. А Саша стала тыкать лист то Тиса, то Таша, то Тука. Наконец Той прекратил это представление, забрав у Саша рыбу и, особо не раздумывая, отправил её в рот. Прожевав и выплюнув кости, он зацокал языком и вынес вердикт:

– Хорошо. Дай ещё!

Мы варили рыбу до ночи. Пока луну не затянуло тучками.

Глава 2

Открываю глаза и понимаю: что-то произошло – в чуме никого нет! Почему никто меня не разбудил и где соплеменники?

Отверстие дымохода открыто, столб солнечного света наполнен пылинками. В очаге потрескивает сосновое полено.

«Кто-то же его туда положил?» – Сердце успокаивается.

Выхожу наружу и вижу соплеменников, ожидающих меня(!), и в этом нет никаких сомнений: Той-Копьё и Лим-Камень сидят на земле метрах в пяти лицом к чуму; сразу за ними – остальные мужчины племени, чуть дальше за спиной охотников – женщины и дети.

Взгляды у соплеменников обычные, без тревоги и ожидания, не осуждающие и без надежды или любопытства. Только у Таша и Лило, пристроившейся у её ног, – с обожанием.

Той берёт в руки казанок и поднимается. За ним встает Лим. У него в руках мои камни. Молча проходят мимо и направляются к лесу.

«Ну, если ушли с моими вещами, то мне нужно идти за ними», – приходит мысль. Так и делаю.

Подходим к жилищу шамана. Они оставляют у входа вещи и так же, не говоря ни слова, уходят к стойбищу.

Понимаю, что с Ахоем что-то случилось и меня назначили новым шаманом. Пока не знаю, радоваться или огорчаться. В первый раз вижу его жилище. Устройство лишь по принципу сооружения похоже на чумы. Но если те можно разобрать и перенести на другое место, то навес над выкопанной в холмике ямой размером где-то два на три метра – вряд ли. По краям ямы строители этого жилища вбили в землю метровые колышки и между ними пропустили тонкие ветки лещины. Слева холм понижается, поэтому правая стена получилась чуть выше и деревянная крыша, покрытая камышом, имеет небольшой наклон. Дымоход сделан просто: сломали часть перекрытия и положили у отверстия два поленца, чтобы крышка, сплетённая из ивняка, не закрывала его наглухо. Тут же лежит кусок гранита. Наверное, для того, чтобы придавливать крышку на случай ветреной погоды.

Внутри всё обустроено, как и в чуме соплеменников. В очаге ещё краснеют угли. Пол устлан шкурами. У стены стоят копьё, острога и лежит какой-то свёрток.

Разворачиваю выдубленную шкурку и при виде рубила, скребков, проколок и шовного материала из сухожилий животных, провощённых и свёрнутых в аккуратные колечки, радуюсь. На фигурки животных, вылепленных из глины, смотрю с улыбкой: «Кто-то же додумался их вылепить, а сделать горшок – увы, нет».

Чуть позже обнаружил склад из кремнёвых окатышей, костей и рогов животных, выдубленных шкурок с мехом и просто кожаных кусочков, кусков соли и воска(!).

Кусок чистого воска размером с голову ребёнка обрадовал больше всего. Применить настоящий воск можно и в быту, и в медицинских целях. В прошлой жизни такого не найдёшь. Пасечники в вощину обычно добавляют парафин.

Вытащил из жилища все вещи наружу. Вынес подальше объедки в виде рыбьих костей, ореховой шелухи и прочего мусора. Как смог, выбил и вытрусил пыль из шкур.

Решил сходить к реке вымыть казанок и потом забрать вчерашние поделки. Поднимаюсь на дюну – а в стойбище никого нет. У подножия же мокнет куча глины…

Пока я заселялся, время текло незаметно. И появились грустные мысли о старике-шамане. Ведь я и сам вроде ещё в душе старик. Вот жил он на отшибе в одиночестве. К кому ходил со своим горем, кому бросался на шею от радости?

Когда за землянкой я обнаружил навес, уже вечерело. Под ним были аккуратно уложены ветки и колоды. Вознамерился какую-то часть из запасов хвороста занести в дом. Когда разбирал, заметил ещё один свёрток. В старую с проплешинами шкуру были обёрнуты древки для копий и заготовки поменьше. Разбирая всё это добро у искрящего очага, услышал голос Таша:

– Лоло!

Выхожу к ней. Мать стоит метрах в пяти и ближе, чувствую, не подойдёт. Наверное, суеверия какие-то. Едва увидела меня, положила на землю рыбину и убежала.

Смотрю ей вслед и замечаю на небе звёзды, хотя вокруг ещё не темно. Полагаю, ещё пару часов сумерки продержатся.

Поскрёб рыбу кремнёвой пластинкой, выпотрошил. Руки в крови, да и рыбу помыть не мешало бы. Пошёл к речке. На всякий случай стойбище обхожу стороной.

Вышел на бережок к камням и вижу на них горшки, тарелки…

«Когда? Как? Кто показал?!» – засуетились в голове мысли.

А тут и гадать не о чем. Лило и Тошо всё видели и даже сами пробовали лепить. Вопрос в другом: как столь неразговорчивые соплеменники смогли расспросить детей, всё для себя уяснить и повторить то, что увидели первый раз вчера?

Вспоминаю, с какой лёгкостью женщины приняли сбор лопуха и компресс для Саша, и понимаю, что удивляться тут нечему. Достаточно показать, если сочтут полезным – повторят.

«Старый дурак! Даже обезьяны учатся друг у друга – обезьянничают. А ты в людях усомнился», – улыбаюсь. Приятно не только чувствовать, но и быть молодым!

Положил рыбку на бережок и медленно вхожу в воду. Холодная! Но телу Лоло привычно. Вспоминаю, как когда-то в двадцатиградусную морскую заходил, поёживаясь, задерживая дыхание, а тут просто иду и с удовольствием ныряю. Лёг на спину, смотрю в серое небо. Слова благодарности Всевышнему вырвались сами:

– Спасибо, Господи!

Всё как в прошлой жизни: вроде уже и в сон клонило, а впустишь мысли – и всё, сна ни в одном глазу.

Снова подумалось о шамане. Куда он пропал? Узнал, что я, в отличие от него, действительно слышу духов, и ушёл умирать в лес? Скорее всего, так.

Я подбросил в очаг хворост и взял небольшую, сантиметров тридцать, ветку. Обратил на неё внимание, когда разбирал наследство Ахоя. Структура дерева показалась не такой, как у других заготовок. Концы рубилом тёсанные, но не размочаленные, как на других деревяшках. Попробовал острой пластинкой обозначить рукоять будущего ножа. Дерево оказалось твёрдым.

Сижу, скоблю, пытаюсь вырезать подобие гарды, срезая лишнее дерево с рукояти, и думы думаю.