Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Где здесь правление колхоза?
– Да вот оно, справа, – Михайленко кивнул в сторону длинного одноэтажного деревянного здания, у входа которого висел красный флаг. Через минуту полуторка остановилась. Мотор перестал работать, и Тихонов услышал, как в соседних дворах сонно вздыхают коровы, негромко кудахчут куры и лениво тявкают собаки.
Старший лейтенант начал было открывать дверь, чтобы наконец-то выбраться из тесной для него кабины, как вдруг с чердака соседнего дома по полуторке длинной очередью ударил ручной пулемёт.
И сразу же вслед за пулемётом застрочили автоматы. Казалось, пули неслись к грузовику со всех сторон. Нападение было очень неожиданным. Тихонов успел всё-таки выбраться из кабины, но в него тут же попало сразу несколько пуль, и он упал на землю, поливая её своей кровью.
«Засада. Как же так. Мама…» – успел он подумать перед смертью.
Старшина-пограничник, ехавший в кузове полуторки, раненный в грудь и в живот, нашёл в себе силы поднять автомат и сделать несколько выстрелов в сторону чердака, откуда всё строчил и строчил неугомонный пулемёт. Однако выпущенные пограничником пули прошли далеко от пулемётчика. Больше он ничего не успел сделать – в него попала автоматная очередь.
Остальные члены поисковой группы старшего лейтенанта госбезопасности Александра Тихонова, в том числе и водитель автомашины, погибли при первых же выстрелах. Никто из них не ждал нападения, хотя к этому нужно было быть готовым. Но, увы, на войне все ошибаются. За это приходится порой расплачиваться по самому большому счёту – собственной жизнью.
Выстрелы одновременно, как по команде, неожиданно прекратились. Настала тишина. Замолчали собаки, домашний скот, даже сверчки.
Прошло минуты две, после чего из-за угла одного из домов показалось два человека, одетых в форму бойцов НКВД. Они осторожно приблизились к полуторке, постоянно оглядываясь. Один из них подошёл к убитому старшему лейтенанту и из автомата дал по нему короткую очередь. Этого он мог не делать – командир поисковой группы был уже мёртв. В это время второй ловко запрыгнул со ступеньки кабины в кузов грузовика, и через секунду оттуда тоже донеслись короткие автоматные очереди.
– Готово! – раздался голос из кузова.
Тут же из крестьянских домов, из здания правления колхоза начали выходить другие вооружённые автоматами ППД люди, одетые в форму бойцов НКВД. Человек восемь, не больше. Это были как на подбор крепкие тренированные парни не старше тридцати лет. Среди них выделялся высокого роста офицер, в петлицах формы которого блестели два эмалевых прямоугольника, говоривших, что он носит звание старшего лейтенанта госбезопасности.
Немецкие диверсанты – а это были диверсанты одной из рот полка «Бранденбург-800» – собрали в одном месте трупы убитых красноармейцев. К ним же они оттащили и тело капитана Тихонова.
– Обыскать! Собрать оружие и документы! – кивнул офицер в сторону убитых, и двое солдат принялись немедленно выполнять его приказание.
Сам же офицер вынул из кармана белый носовой платок, снял с головы фуражку и протёр лоб, на котором выступили крупные капли пота: солнце продолжало нещадно обогревать грешную Землю. К нему вскоре подскочил сержант госбезопасности и передал какие-то документы.
– Это бумаги офицера, господин лейтенант.
– Чёрт бы побрал тебя, товарищ сержант! – тут же вполголоса выругал его старший лейтенант госбезопасности. – Какой «господин лейтенант»? Разве ты не видишь, какая на мне форма? Забыл, где мы? Ещё одна такая ошибка, и по возвращении тебя строго накажут. Тебе всё ясно, «товарищ сержант госбезопасности»?
«Сержант» хотел что-то сказать, но всё-таки промолчал. Он уже хорошо знал тяжёлый характер лейтенанта Генриха Роша, командира их группы. Вместо этого провинившийся диверсант отошёл в сторону и стал искать у убитых патроны.
Из дома правления колхоза вышел мужчина в гражданской одежде. Он постоял немного на крыльце, осматривая окрестности, а потом направился к полуторке. Одет он был в гражданский чёрный костюм, уже довольно поношенный, но ещё не утративший свою форму. Когда он шёл к автомашине, стала заметна его небольшая хромота.
Лейтенант Рош обернулся к нему.
– Может быть, всё-таки пойдёте с нами? Ведь вы ранены…
– Нет, благодарю. Рана не опасная. Она уже почти зажила. Пустяки. Я смогу выполнить задание, так и передайте.
Эти двое продолжали прерванный недавно разговор. Они неплохо понимали друг друга.
Рош пожал плечами.
– Это ваш выбор. Тогда я должен дать вам рацию, комплект запасного питания к ней и двух человек, один из них радист.
– Вот за это спасибо. А то моих двух коллег чекисты убили. Пришлось всё бросить и спасаться. Тогда-то меня и ранило. К счастью, не очень серьёзно, отлежался.
Лейтенант Рош отдал короткий приказ, и вскоре немецкие диверсанты, взяв оружие убитых красноармейцев, вышли из Васильевки и растворились в густом лесу: деревья подходили почти вплотную к этому населённому пункту. Вместе с диверсантами ушёл и незнакомец в гражданской одежде. Несмотря на ранение, шёл он довольно быстро, почти не хромая. И это было немного странно, так как ранее хромота его была заметней.
«Всё прошло хорошо, по плану, – думал Рош. – Русские даже опомниться не успели. Это я неплохо сделал. И хорошо, что обошлось без потерь. Не люблю, когда в группе появляются раненые. Это мешает и плохо влияет на солдат. Но этого агента, хромого, я не понимаю. Он или очень умён, или очень глуп. Мог бы ведь сейчас уйти с нами. Ладно. Это его проблемы».
Углубившись в лес на два километра, немецкие диверсанты разделились. Незнакомец в гражданской одежде в сопровождении двух немецких диверсантов в красноармейской форме направился на восток, а вся остальная группа лейтенанта Генриха Роша повернула на запад.
В центре деревни Васильевки у правления колхоза осталась стоять расстрелянная полуторка. Стекла в кабине выбиты, двери распахнуты. Возле автомашины на земле лицом вверх лежал убитый старший лейтенант Александр Тихонов. Недалеко от него – все члены его поисковой группы и водитель полуторки, тоже убитые.
3 августа 1941 года
Подмосковье Военный госпиталь № 3011
Лейтенант госбезопасности Алексей Орлов сидел напротив главврача военного госпиталя № 3011 Безводного Родиона Михайловича и доказывал, что он уже совсем здоров.
– Вот, посмотрите, доктор, – говорил он, поднимая и опуская руки. – Посмотрите. Отлично поднимаются и отлично опускаются. Ничего не мешает. Даже не болит. Я опять хочу вас поблагодарить, доктор. Вы спасли мне жизнь. Вы совершили чудо. Рана зажила. Теперь я готов, как говорится, опять встать в строй.
Подполковник медицинской службы, повидавший на своём веку таких беспокойных и нетерпеливых раненых ещё в Первую мировую войну, скептически улыбался и отрицательно мотал головой.