— Боюсь, что рана на лбу могла воспалиться. Ночью у него был жар, но сейчас температуры, кажется, нет. Похоже, сломано несколько ребер. Возможно и сотрясение мозга.

— Ты говоришь, жара больше нет?

— Я не измеряла температуру, но выглядит он вполне сносно. И не пышет жаром, как печка.

— Он проснулся? Ел что-нибудь?

— Да. Мне он показался довольно бодрым. Я только что принесла ему легкий завтрак.

— Ну, хорошо. Вот что, Джил. Обе дороги из поселка перекрыты. Я тут по уши увяз с делами. Больных полно. Вертолет сейчас выслать не могу. Все машины и команды береговой охраны заняты на расчистке дорог и пляжа после шторма. Если ты считаешь, что состояние больного серьезно…

— Я не знаю, — взорвалась Джил, — насколько серьезно его состояние, понимаешь ты это или нет?! Я же не врач!

— Не волнуйся так. Судя по тому, что ты мне рассказала, дела обстоят не так уж плохо. Думаю, ему просто нужен покой. Вероятно, он еще не совсем оправился от удара. Представь, что на твою машину валится ствол огромного дерева. Но руки-ноги целы, его не тошнит, что обычно бывает при сотрясении, так что хороший уход — это все, в чем он сейчас нуждается. За его физическое состояние можешь не беспокоиться. Однако, — добавил Огастес уже более прохладным тоном, — мне не нравится, что ты пригрела у себя дома незнакомца.

— Брось, Огастес, он совершенно безвреден, едва может постоять минуту-другую без посторонней помощи.

— И все же, когда ему станет лучше, ты должна настоять…

Связь внезапно оборвалась. В тот же момент Джил услышала грохот, донесшийся из кухни, затем наступила мертвая тишина. Господи, что ему там понадобилось?

Бросив трубку, Джил помчалась в кухню. Пусто. Вдруг из кладовой донесся слабый стон. Одним прыжком она оказалась у дверей маленькой подсобной комнаты. Сердце готово было выпрыгнуть от страха. Что с ним? Джил сама едва не лишилась чувств, увидев полуодетого Макса Го-ринга, бесформенной глыбой лежащего на полу.

Все ясно. Он пошел искать свою одежду — ведь она сказала ему, что повесила ее для просушки. Брюки он сумел кое-как натянуть, но и только.

Несколько секунд Джил тупо смотрела на своего горе-больного, гадая, плакать ей или ругать его за упрямство. Если так и дальше пойдет, он точно себя угробит.

Человек на полу пошевелился и тихо застонал. Джил встрепенулась и опустилась на колени, осторожно касаясь его голого плеча.

— Макс, вы меня слышите?

Мужчина не подавал признаков жизни. Тогда она приложила губы к его уху и довольно громко повторила:

— Вы слышите меня или нет?

— Ну, конечно, слышу, — отозвался Макс. — Зачем кричать мне в ухо? Я ведь не глухой! — Он обхватил голову руками. — Черт, вы мне пробили перепонку!

— Приношу извинения, — сквозь зубы процедила Джил. — Я боялась, что вы снова потеряли сознание. Объясните, что с вами происходит? Какого дьявола вы сюда полезли?

— Я зацепился ногой за этот дурацкий шланг и упал.

Театральным жестом Горинг указал на поливной шланг, который Джил притащила из сада, когда начался шторм. Заметив, что мужчина делает попытку подняться на ноги, девушка подскочила к нему.

— Позвольте все же помочь вам.

— Не стоит, — пробурчал он. — Я и сам справлюсь.

— Не смею навязываться, — ответила она подчеркнуто сухо. — Не в моих правилах вмешиваться, когда меня не просят.

Отойдя в сторону и скрестив руки на груди, Джил молча наблюдала за его потугами, ожидая, что он попросит ее о помощи. Но Макс оказался на высоте. Используя в качестве опоры умывальник, он подтянулся, встал, держась обеими руками за раковину, отдышался. Голова его была опущена, грудь тяжело вздымалась.

— Зачем, скажите на милость, вы решили улизнуть из спальни, воспользовавшись моим отсутствием, и начали шарить по дому?

Голос ее был наполнен праведным гневом, будто Джил всерьез считала гостя способным ее обокрасть.

— Да уж, — язвительно заметил Горинг, — шарил по дому за вашей спиной! А вы? — перешел он в наступление. — Как насчет вас? Я слышал, как вы втайне от меня звонили своему дружку-доктору. Я знал, что вы так поступите. Все вы одинаковы, не можете оставить человека в покое. Просил же, не надо! Я не хочу показываться врачу и не нуждаюсь в этом!

Джил раскрыла рот от удивления.

— Вот так благодарность!

У девушки пропал голос, изо рта вырывалось какое-то злобное шипение.

И вдруг Макс покачнулся. Краска сошла с его лица, глаза закатились. Рука уцепилась за край раковины с такой силой, что побелели костяшки пальцев. Джил стало стыдно за свое поведение. Ведь он же болен! Что она наделала! Он сейчас опять рухнет на пол и разобьет голову!

Ком подступил к горлу. Хватит, больше у нее нет сил! Слишком много всего сразу навалилось на нее: недавняя смерть отца, неопределенность будущего, шторм, этот несчастный случай, а сейчас еще и безрассудство этого несносного типа. Упрямый осел с дурными манерами, сущий пират! Вместо того чтобы оставаться в постели, куда она уложила его с таким трудом, он взялся командовать! Мало того — подслушивает чужие телефонные разговоры и отказывается принять доктора!

У каждого человека есть предел терпения. Закрыв руками лицо, Джил заплакала, горько, навзрыд, не таясь и не сдерживаясь. Все накопившиеся слезы, не выплаканные в дни болезни отца и во время похоронной церемонии, прорвали плотину ее гордости и вылились наружу, словно из бездонного колодца беспросветного горя, горячим, неукротимым потоком.

Как сквозь вату до слуха девушки донесся голос, зовущий ее по имени. Сначала едва слышно, потом громче, до тех пор, пока она не пришла в себя. Плечи ее вздрогнули в последний раз, и, сморгнув остатки слез, Джил открыла глаза. Горинг тревожно смотрел на нее. Одной рукой он держался за раковину, другую протягивал к ней.

— Джил, — заботливо спросил он, — с вами все в порядке?

— Лучше некуда, — проворчала она и, шмыгнув носом, отвернулась, пытаясь отыскать в кармане халата носовой платок.

Промокнув лицо и высморкав нос, Джил с удивлением обнаружила, что душевное равновесие ее восстановилось. Этот бурный всплеск эмоций освободил ее от месяцами копившейся боли. Однако девушке было стыдно за свою слабость. Она сейчас, наверное, выглядит ужасно. Ну и что? Какое ей дело до того, что думает о ней какой-то там Макс Горинг!

— Послушайте, Джил, — вдруг раздался у нее за спиной спокойный ласковый голос. — Знаю, что веду себя как свинья. Поверьте, я очень признателен вам за то, что вы для меня сделали. Но стоит мне только подумать о том, каким я стал беспомощным, в меня словно дьявол вселяется. У меня столько дел накопилось, во столько мест я должен успеть!

Девушка неохотно повернулась к говорившему, укоризненно глядя на него. Чего он от нее хочет? Надеется влезть в душу, расположить к себе, а потом сыграть с ней, ставшей воском в его руках, какую-нибудь злую шутку? Нельзя поддаваться на сладкие уговоры. Нельзя верить ему!