Я замерла, уткнув лицо в его грудь, вдыхая родной запах и тая от накатившей нежности.

— Ты обязательно сделаешь, Дитер, — прошептала я. — У нас все будет замечательно, я знаю.

— Верю, пичужка, — не стал спорить он. — Ведь ты — моя Звездная Роза, упавшая с неба. А небожителям всегда виднее, как лучше устроить земные дела. — Поцеловав меня, Дитер игриво хлопнул по мягкому месту: — Теперь беги собираться. Завтра мы отправимся в альтарскую столицу.

Утром меня разбудил не нежный поцелуй в щеку, а звук охотничьего рога, протрубившего едва ли не над самым ухом. Я вскочила, в испуге озираясь по сторонам, но увидела только довольно ухмыляющегося Дитера с рогом в руках.

— Ты! — возмущенно вскричала я. — Я могла умереть от испуга!

— Подумаешь, обычная армейская побудка, — пожал плечами супруг.

— Ах «обычная»?! Так получи! — Я запустила в него подушкой.

Дитер поймал подушку и прижал к носу:

— Мм… люблю запах теплой и сонной птички. Она так изящно машет крылышками, когда пугается!

— А еще я изящно машу сапогами сорок второго размера! — в тон ему ответила я и подхватила стоящий у кровати генеральский сапог. — Чей туфля? Твой? Готовься, сейчас будут пули свистеть над головой!

Дитер выставил подушку как щит и принял пафосную позу:

— Фессалийские драконы не сдаются!

— Русские и подавно! — Я швырнула сапог, Дитер уклонился и с рычанием бросился ко мне.

Я пискнула, ныряя в облако перин и подушек. Дитер навалился сверху и просипел:

— Сдавайся, птичка!

— Ни за что! — отказалась я и поцеловала его в губы.

— Вот как! — Он поглядел в упор. В его зрачках закрутились золотые спирали. — Запрещенный прием?

— Еще нет, ваше сиятельство, — улыбнулась я. — Но сейчас будет…

Я провела рукой по его груди, оглаживая напряженные мускулы, чуть выпуклые нити шрамов, круговыми движениями обвела живот. Дитер выдохнул сквозь сжатые зубы и подтянул меня к себе. Его поцелуи обжигали кожу, ладони гладили живот и ноги, задирая подол ночной сорочки все выше и выше, пока я не почувствовала, как бедер коснулась напряженная плоть.

— Вы ненасытны, ваше сиятельство, — с придыханием произнесла я, дрожа от сладкой истомы. — Неужто мало ночи?

— Твой нектар слишком дурманит разум, моя роза, — проговорил Дитер между поцелуями. — Его всегда мало…

Горячая ладонь скользнула между бедрами. Я застонала, откидываясь на подушки, и бесстыдно раздвинула колени. Тело горело, по венам пробегал ток, а может, магия.

— Дитер! — прошептала, выгибаясь ему навстречу.

Внезапно открылась дверь.

— Ваше сиятельство, карета подана! — во все горло прокричал Ганс.

Дитер зарычал, но не от страсти, а от ярости. Я залилась румянцем, но не потому, что оказалась почти обнаженной перед ошарашенным адъютантом, а потому, что услышала отборную и виртуознейшую фессалийскую ругань из уст мужа, где единственными понятными словами были:

— Куда прешь, болван? Не видишь, мы с супругой не одеты?!

Потом в несчастного Ганса полетели второй сапог, оставшиеся подушки и даже медный канделябр. Дверь захлопнулась, и уже тогда послышалось приглушенное извинение:

— Простите, ваше сиятельство! И вы, ваше сиятельство! Но вы приказали подать карету к девяти утра! И вот я…

— Выполнил и свободен! — заорал Дитер и с неудовольствием глянул на часы.

Я проследила за его взглядом и увидела, что минутная стрелка стоит аккурат на двенадцати.

— Опаздываем! — в один голос вскрикнули мы и подскочили с кровати.

Мы разлетелись по комнатам. Жюли уже ждала меня, нервно перебирая гардероб.

— Не смела тревожить вас, фрау! — зачастила она. — Ганс сказал, вы с супругом, поэтому…

— Поэтому нужно скорее собраться! — выпалила я и схватила первое попавшееся платье-ханьфу красивого желтого оттенка. — К нему подойдет красный пояс, как думаешь, Жюли? И вон те прелестные туфли. А волосы мне заколи так…

Второпях я принялась помогать укладывать волосы в прическу, на что служанка поджимала губы и ворчала:

— И откуда только понабрались замашек? Где это видано, чтобы госпожа сама одевалась и сама прически делала? Если так дело пойдет и дальше, то господа скоро сами обеды готовить будут и полы мыть. А на что же тогда горничные?

Она покачала головой, словно укоряя меня в излишней самостоятельности. Я уже почти была готова, когда в будуар заглянул Дитер.

— Ах! — всплеснула руками Жюли. — Ваше сиятельство, нельзя мужчине…

— А супругу можно, — отрезал он и повел пылающим взглядом туда-сюда. — Мэрион, ты готова?

— Почти! — с улыбкой повернулась я, но вместо ответной улыбки увидела плотно сжатые губы.

— С ума сошла! — ничуть не стесняясь Жюли, констатировал муж. — Заявиться к альтарскому императору в желтом ханьфу? Он подумает, что ты собралась узурпировать его трон.

— Что за чушь! — возмутилась я.

— Желтый — цвет солнца, поэтому и носить его можно только Золотоликому, — сообщил Дитер. — Переодевайся, у тебя десять минут.

Дверь хлопнула. Я показала язык и со вздохом развязала пояс.

— Дикая страна и дикие законы, — поддержала меня Жюли, суетливо выбирая новый наряд. — Корсетов не носят, лица белят, губы красят ярко, как куртизанки. Фи!

Она достала из шкафа нежно-изумрудное платье, и я дала добро. Зеленый всегда хорошо сочетался с моими ярко-рыжими волосами, в таком наряде я буду настоящей королевой весны и света.

Снова распахнулась дверь. Дитер, еще суровее прежнего, повел носом и брезгливо сморщился, увидев мой новый наряд.

— А это уже оскорбительно! — фыркнул он.

— Что опять не так? — Я уперла руки в бока и с вызовом глянула на мужа. — Герр Дитер, потрудитесь объяснить свое негодование!

— В Альтаре зеленый цвет считается цветом обмана, — сквозь зубы выцедил генерал, посверкивая золотом из-под нахмуренных черных бровей. — В том числе и супружеского. Здесь все еще в ходу выражение «носить зеленую шапку», что в переводе на фессалийский означает «наставить рога».

Я испугалась и робко вопросила:

— Тогда, может, белый?

— Белый в Альтаре носят только на похороны.

— Черный?

— Привлекает злых духов.

— Да что тогда можно, дракон их раздери? — выругалась я, беспомощно оглядывая гардероб.

Дитер усмехнулся и вытащил из гардероба алый наряд, расшитый серебряными цветами и золотыми лентами.