— Это каких же? — искренне удивился Иван, считавший себя эталоном вежливости и обходительности.

— Добрый день, — вздохнув, ответила Люська, — рад вас видеть, вы хорошо сегодня выглядите… — методично перечисляла она, надеясь наставить Волгина на путь истинный.

— Я то? Хорошо выгляжу? — скривился Иван, тронув набухающий фингал. — Вот уж не сказал бы такого о себе! — вздохнул он тяжко, шмыгнув носом.

— Ваня, а ты тут при чем? — всплеснула руками Люська. — Это ты мне должен говорить. Как увидел, так и говори!

— Ага, — мысли в голове Ивана совершенно не ворочались, но он напрягся, сконцентрировался и выдал, как мог. — Отлично выглядишь, Людмила, краше только в гроб кладут… — привычно пошутил он и тотчас же осекся, потому как Люська моментально обиделась и надулась.

— Дурак ты, Волгин, и не лечишься. Тебя полковник вызывает, чтоб был через десять минут в штабе! — приказным тоном холодно кинула секретарша и отвернулась в сторону, но связь не отключила.

— Так уж и срочно, врешь ведь! Небось, Врубель сказал «Вызови мне Волгина после обеда!», а ты «десять минут», — с надеждой в голосе заканючил Иван.

Он представил, что сейчас ему нужно умыться, побриться, опохм… кхм, это, конечно, нужно, но не перед визитом к полковнику. Полковник терпеть не может пьяных пилотов и по каждому такому случаю сажает их без лишних рассуждений в цугундер на пару суток. После вчерашнего кабака амбре от Ивана не самое приятное, так что освежать его точно не ко времени.

— Сказано через десять минут, значит одна нога здесь… — в голосе Люськи звенел металл.

— Слышь, Люсь, я ж тебя люблю, а ты со мной, как сержант с новобранцем.

— Любишь? — изумилась Люська. — Вот не знала. И что мне с той любви, кроме твоих вечных пьянок и побитой рожи? Тоже мне герой-любовник, — обидно фыркнула Люська.

— Да я для тебя… да я, что хошь… хоть, — Иван крепко задумался, чтобы не брякнуть чего сгоряча, — хоть планету подарю, али звезду. Хочешь, Люся, звезду?

— Хочу! Две! И сегодня! Врун ты, Волгин, врун и брехун. Цветочка малого не подарил девушке, а уже люблю-у-у. Ты хоть знаешь, Ваня, какая она любовь? — с придыханием, наклонившись поближе к экрану, спросила Люська.

— К-к-какая? — сглотнув, спросил Иван.

— Вот именно. Я так и знала, что для тебя этот простой вопрос — сплошная загадка. А мне, Ваня, простой солдат в мужья не годится. Мне нужен мужчина, который меня полюбить сможет и… сделать счастливой. Вот ты, Волгин, можешь сделать девушку счастливой?

— А то ж, — уловив знакомую нотку, приободрился Иван, — запросто. Полчаса и любую… на седьмом небе от счастья… у меня, Люся, с этим делом все в порядке.

— И опять дурак, с тобой о святом, а ты все на… черт знает что сведешь. Сегодня на седьмом небе, а завтра на девятом месяце, не это я счастьем называю, — секретарша тяжко вздохнула и отвернулась, помолчала и добавила безликим потускневшим голоском. — Твое счастье, пилот Волгин, сейчас целиком и полностью в ногах, а не между ними, — не удержалась, чтобы не съязвить Люська, — десять минут и чтобы был как штык у полковника в кабинете!

Вот зараза, вот дрянь, — ругался про себя Иван, старательно улыбаясь в экран. — Отродясь такого не водится, чтобы к полковнику и через десять минут явиться. И вообще странная она какая-то, не от мира сего. Другая бы девка давно уже перед Иваном хвостом крутила, а это цацу-недотрогу строит.

Никак с полковником путается? А у того жена где-то на материке. Вот и бесится девка от невозможности стать полковницей, все пилотов шугает, да строгость нагоняет, словно не секретарша она, а генерал в юбке.

Вспомнив ту самую юбку, Волгин сладко причмокнул губами и вздохнул — юбка та чисто формально прикрывала самую малую часть стройных Люськиных ножек. При виде такого великолепия служивый люд напрочь забывал, по какому делу он к полковнику спешил и тотчас же начинал к Люське клеиться, стараясь переместиться в ближнюю зону.

При ближайшем же рассмотрении открывался изумительный вид на глубокое декольте, но Люська в самый пикантный момент успевала запахнуться в полупрозрачную накидку, лишая сластолюбца манящего образа. В памяти оставалась неясная тоска и тайное желание заглянуть-таки под это покрывало в уютной интимной обстановке. Но не тут-то было…

Силой такую крепость не возьмешь. Провинись кто перед Люськой и не жизнь тому, а сплошное мучение. Такого полковнику про тебя наговорит, такого в уши надует, будешь в сплошных передрягах и без премий сидеть, повышения век не увидишь, полковник запишет в черный список и все — прощай карьера.

Брать же Люську осадой никаких финансов не хватит, да и откуда те финансы у пилотов? На дорогой подарок или ресторан денег нет, а дарить ей дешевую бижутерию, да вести в кабак никто не решится. Вот так и стоит крепость за семью замками, ждет своего принца на белом коне.

А был бы Иван царем? Зашел бы сейчас в приемную к полковнику, подошел бы к надувшейся важностью Люське и р-р-раз ей на столик зеркальце в золотой оправе, бац туда же кольцо золотое с бриллиантами, хрясь до кучи серьги золотые с платиновыми листочками. У Люськи бы личико враз перекосилось, и челюсть отпала до стола.

А он бы, словно и не замечая, равнодушно так: «Приходите, Людмила, вечерком ко мне во дворец — чайку попьем, павлинов в саду погоняем!» Вот тогда бы Люська и поняла, какого парня она гнобила, да от кого нос воротила. Тогда бы…

— Волгин, ты уснул что ли? — ворвался в светлые Ивановы фантазии пронзительный голосок Люськи. — Можешь думать что угодно, но чтобы в штабе был вовремя! — без тени сожаления к страдающему тяжким похмельем пилоту рявкнула секретарша и отключила видеофон.

Делать нечего, одна нога здесь, другая уже бреется и синяк белилами замазывает, чтобы страшной рожей прохожих не пугать. Подпоясался Иван, топнул ботинком, встряхнулся и побежал в штаб, ежась на ходу от колокольного звона в похмельной голове.

* * *

Люблю зверей я человеческой душою,

Но к людям редко отношусь как нужно,

Хотелось бы душевности порою,

Но зверь в душе опять рычит натужно.

Ничего хорошего в штабе Ивана не ждало, можно было бы и заблудиться по дороге в ближайшей пивнушке. Глядишь, какой кабатчик в долг нальет бражки хмельной — свои люди, сочтемся. Сегодня ты меня угощаешь, а завтра я тебе десяток таких же приведу, да деньгу принесу. Отчего и не зайти? Так нет же, нельзя и все тут!

Пилот себе не хозяин, потому как человек служивый и подневольный. Приказ не обсуждается, неподчинение приказу — лишение премии, а то и в отставку немедленно. А куда же боевому пилоту на гражданке? На купеческих грузовиках штаны протирать?

— Да лучше сдохнуть, — сплюнул под ноги Иван, и прибавил ходу.

Точнее попытался прибавить, потому как под ногу попалась некстати брошенная кем-то картонная коробка. Иван чуть кубарем не покатился. Кабы не сноровка быть бы ему с разбитою мордою. Потирая ушибленный бок, Иван встал и собрался пнуть злосчастную коробку, как из нее послышалось жалобное скуление.