— Да, — сказала я.

— Ты, что ли, из полиции?

— Нет.

— Кейси Марковиц, ты задаешь слишком много вопросов. — Мать увела ее подальше, бросив мне смущенную улыбку. — Простите нас, Анита.

— Да мне-то что, — сказала я.

Через минуту я уже стояла на небольшом возвышении посредине почти правильного круга зеркал. С соответствующими розовыми туфельками на высоком каблуке платье по крайней мере стало нормальной длины. Маленькие рукава буфф были приспущены так, чтобы плечи оставались открытыми. В этом платье видны почти все мои шрамы.

Самый свежий шрам еще не до конца зажил и выделялся розовой полосой на моем правом предплечье. Но это была всего лишь ножевая рана. По сравнению с другими моими рубцами этот на редкость чистенький и аккуратный. Ключица и левая рука у меня были сломаны, когда в них вцепился вампир и, как собака, вырвал зубами клок мяса. Еще у меня есть крестовидный след от ожога на левом предплечье. Изобретательные ребята, служившие одному вампиру, считали, что это будет забавно. Я не разделяла их мнения.

Одним словом, я смахивала на невесту Франкенштейна, собравшуюся на карнавал. Что ж, возможно, это не так уж плохо, но миссис Кассиди была другого мнения. Она полагала, что шрамы будут отвлекать людей от моего платья, от свадебной церемонии и от невесты. Но Кэтрин, сама невеста, была непреклонна. Она считала, что я заслуживаю того, чтобы быть на свадьбе, потому что мы с ней лучшие подруги. И вот я плачу хорошие деньги ради того, чтобы надо мной поглумились остальные гости. Должно быть, мы и впрямь хорошие подруги.

Миссис Кассиди вручила мне пару длинных розовых атласных перчаток. Я натянула их, с трудом протиснув пальцы в крошечные отверстия. Никогда не любила перчаток. В них у меня возникает такое чувство, будто я щупаю мир через занавеску. Но эти яркие розовые штуковины скрывали мои руки. Все шрамы исчезли. Хорошая девочка. Так держать.

Управляющая поправила на мне пышную атласную юбку, глядя на мое отражение в зеркале.

— Ну вот. — Она коснулась длинным накрашенным ногтем обведенных помадой губ. — Кажется, я придумала, чем можно скрыть это, э-э… мм-м… — Она сделала неопределенный жест в мою сторону.

— Шрам на ключице? — подсказала я.

— Да, — с облегчением кивнула она.

Только тут до меня дошло, что миссис Кассиди еще ни разу не произнесла слово «шрам». Как будто оно было непристойным или грубым. Я улыбнулась самой себе в кольце зеркал. Но смех тут же застрял у меня в горле.

Миссис Кассиди держала в руках нечто из розовой ленты и искусственных белых цветов. Мне стало жутко.

— Что это? — спросила я.

— Это, — сказала она, подступая ко мне, — решение нашей проблемы.

— Хорошо, но что это?

— Ну, это воротник, элемент декора.

— Я должна надеть его на шею?

— Да.

Я покачала головой:

— Так не пойдет.

— Мисс Блейк, я испробовала все, чтобы скрыть этот, эту… отметину. Шляпы, прически, просто ленточки, корсажи… — Она в прямом смысле слова уронила руки. — Я исчерпала всю свою фантазию.

Вот в это я могла поверить. Я глубоко вздохнула.

— Я вам сочувствую, миссис Кассиди, честное слово. Я для вас как чирей на заднице.

— Я бы никогда так не сказала.

— Знаю, поэтому и говорю за вас. Но это — самая уродливая штуковина, какую я видела в этой жизни.

— Если у вас, мисс Блейк, есть предложение получше, я вся внимание. — Она скрестила руки на груди; освистанный мной «элемент декора» доходил ей почти до талии.

— Он же огромный, — отбивалась я.

— Он скроет ваш… — она поджала губы, — шрам.

Я испытала большое желание ей поаплодировать. Она все-таки произнесла это грязное слово. Были ли у меня предложения получше? Нет. Не было. Я вздохнула.

— Наденьте его на меня. По крайней мере я должна посмотреть, что получится.

Она улыбнулась.

— Пожалуйста, приподнимите волосы.

Я сделала, как мне было велено. Она нацепила мне на шею свое изобретение. От кружев у меня сразу все зачесалось, ленты щекотались как черти, и я даже не хотела смотреть в зеркало. Я медленно подняла глаза и уставилась на свое отражение.

— Слава Богу, что у вас длинные волосы. Я вам их уложу перед свадьбой, и это поможет камуфляжу.

Штука, обвивавшая мою шею, напоминала нечто среднее между собачьим ошейником и самой большой в мире манжетой. Розовые бантики торчали у меня из шеи, как опята из пня. Это было отвратительно, и никаким количеством причесок и укладок невозможно было ничего исправить, однако шрам был полностью закрыт, просто как будто его и не было. Чудеса!

Я только покачала головой. Что я могла сказать? Миссис Кассиди приняла мое молчание за согласие. Плохо она меня знает. Тут зазвонил телефон и спас нас обеих.

— Я на минутку, мисс Блейк. — Она бесшумно удалилась. Толстый ковер приглушил стук ее высоких каблуков.

А я осталась стоять и пялиться на себя в зеркало. Волосы и глаза у меня почти одного оттенка — волосы черные, а глаза такого темного тона, что кажутся черными, хотя на самом деле карие. Этим я пошла в свою латинскую мать. Но кожа у меня бледная — результат вмешательства германской крови отца. Если меня слегка подкрасить, я буду мало чем отличаться от фарфоровой куклы. Наденьте на меня пухлое розовое платье, и я буду казаться тонкой, изящной, миниатюрной. Вот черт!

Все остальные женщины из приглашенных на свадьбу выше меня на несколько дюймов. Возможно, кому-то из них такое платье действительно будет к лицу. Но что-то мне в это не верится.

Для пущего унижения мы все должны будем надеть нижнюю юбку с обручем. Я напоминала себе иллюстрацию к роману «Унесенные ветром».

— Ну вот, вы замечательно выглядите. — Вернулась миссис Кассиди. Она сияла улыбкой.

— У меня такое чувство, будто меня воткнули в торт, — сказала я.

Ее улыбка несколько померкла. Она сглотнула.

— Вам не нравится моя последняя идея, — сказала она, словно уличая меня в преступлении.

Из раздевалки вышла Элси Марковиц. За ней плелась хмурая Кейси. Я-то понимала, каково ей.

— О, Анита, — пропела Элси, — вы выглядите просто восхитительно.

Чудесно. «Восхитительно» — как раз то, что я хотела услышать.

— Спасибо.

— Особенно мне нравятся бантики у вас на шее. Мы все наденем такие, вы знаете?

— Что ж, я вам сочувствую, — сказала я.

Она нахмурилась.

— Мне кажется, они только подчеркивают красоту платья.

Теперь была моя очередь нахмуриться.

— Вы это серьезно?