стоит мне сказать кое-кому, что они разведчики римлян, и их лишат жизни. Еще твоя мать… Одно мое слово – и ее ждет казнь, как и тех, кто посмел вырвать тебя из рук жрецов Молоха.

– Подлец, подлец! – не выдержала девушка, готовая разрыдаться от отчаяния.

– Я люблю тебя, и ты должна быть моей.

– Но меня могут не отпустить эти люди.

– Я сумею заставить их отпустить тебя. Ты будешь, будешь моей! До свидания, голубка!

И Фегор отошел к двум своим товарищам, все еще рассматривавшим выставленные на продажу товары. Пять минут спустя шлюпка отчалила от борта гемиолы, увозя обоих торговцев и Фегора. Разумеется, Фульвия поспешила передать весь разговор со шпионом Хираму, и его лицо омрачилось.

– Нам действительно грозит серьезная опасность! – промолвил воин тревожно. – Надо подумать, что предпринять.

– И все из-за меня! Тебе придется раскаиваться! – сказала девушка грустно.

– Никогда! – перебил ее Хирам. – Я не мог видеть равнодушно твою гибель. Пусть мне за это грозит смерть, я не буду каяться. Когда-то ты спасла меня, я должен был вернуть долг. Подлый шпион хочет завладеть тобой, но мы еще посмотрим, что из этого выйдет!

– А моя бедная мама?

– Не беспокойся о ней! – решительно ответил Хирам. – Завтра вечером мой корабль навсегда покинет эти берега. Если удастся взять с собой Офир.

– Кто это? – встрепенулась девушка.

– Потом узнаешь, потом. Опять подходят торговцы. Надо заняться с ними.

Лодка за лодкой приставали к борту гемиолы. Торговцы Карфагена часами толкались на палубе, рассматривая и покупая товары Хирама. Все сделки заключались гортатором Сидоном, который в дни молодости сам вел обширную торговлю с Левантом и знал все хитрости и уловки торгашей. Звенело золото и серебро, наполняя казну Хирама, и быстро очищалась палуба от проданных товаров. Но к вечеру покупателей не стало: надвигался самум, уже поднимавший над Карфагеном тучи тонкой пыли, принесенной им из неведомых далей великой пустыни Северной Африки, море заволновалось, стало трудно дышать раскаленным и напитанным пылью воздухом.

К ночи, пользуясь тем, что непогода разогнала всех с улиц Карфагена, Хирам отправился на свидание с любимой.

По его приказанию Сидон раздобыл лошадей, и маленькая кавалькада промчалась к дому Офир. Впереди скакал сам Хирам, следом за ним гортатор и еще четверо воинов. Перед тем как сойти на берег, Хирам написал письмо и отправил его, подвязав под крыло почтового голубя, одного из крылатых гонцов, которого Акка принес на борт гемиолы.

– Лети! Неси весть от меня! Твоя госпожа ждет тебя! – сказал Хирам, бросая черного голубка в воздух.

Провожая Хирама. Фульвия волновалась и тревожилась, будто предчувствуя какую-то грозящую беду.

– Куда ты идешь? Зачем? – допытывалась она. – К кому полетел крылатый гонец?

Занятый сборами Хирам отвечал коротко и отрывисто.

– Потом, потом все тебе расскажу! – твердил он.

– Ты стремишься к этой женщине, хотя это грозит тебе гибелью? Она тебе дороже жизни? Значит, ты отдал ей свое сердце? Ты любишь ее?

И Фульвия с тревогой глядела на воина.

– Да, я люблю ее больше жизни! – отвечал Хирам. – Прощай, Фульвия!

И когда маленький отряд, сойдя с гемиолы, умчался в город, Фульвия тяжело вздохнула.

– Прощай, Хирам! – прозвучал чуть слышно ее полный тоски голос. Она отвернулась и с опущенной головой и полными слез глазами пошла в каюту.

– Он любит Офир! Он любит ее больше жизни! – чуть слышно шептала она.

А тем временем Хирам, думая о своем, ехал по обезлюдевшим улицам Карфагена. Дом, к которому он направился, принадлежал одному из влиятельнейших горожан, старому Гермону, отчиму Офир. Это было типичное здание той системы, которая была унаследована обитателями Карфагена от финикиян. В доме было семь или даже восемь этажей, которые образовывали своего рода пирамиду; каждый этаж опоясывала крытая галерея. Карфагеняне любили, чтобы из окон открывался вид на море.

Добиться свидания с Офир Хираму было нелегко: нельзя в жилище Гермона, переполненное слугами и охраняемое целым отрядом воинов, проникнуть обычным путем.

Но это не остановило старого соратника Ганнибала: на первую террасу вскарабкался с ловкостью кошки Сидон-гортатор, который нашел сброшенную кем-то при их приближении к дому веревку с узлами, которая должна была послужить лестницей. За ним и Хирам поднялся на террасу. Четыре моряка остались на улице ждать возвращения Хирама и Сидона.

На террасе гостей поджидала любимая рабыня красавицы Офир, и, следуя за нею, Хирам прошел, никого не встретив, в покои люби мой.

Увидев Офир, Хирам забыл два года разлуки, два года тоски и мучений в изгнании. Все исчезло, все растаяло, когда его полному любви взору предстало нежное лицо любимой, когда он услышал ее ласкающий голос и прикоснулся к ее трепещущей руке. Им надо было так много, так бесконечно много сказать друг другу, – и их вопросы скрещивались, их ответы встречались, а глаза говорили друг другу: «Люблю тебя! Без тебя моя жизнь – печаль!».

Однако свидание длилось лишь несколько минут: стоявшая на страже рабыня Офир прибежала предупредить Хирама, что, кажется, Гермон, собирается прийти в покои Офир.

– Я убью его! – схватился за меч воин.

– Только не это! – остановила его Офир. – Ты забываешь, что он взял меня в дом, когда я осталась беспомощной сиротой. Он был мне как отец.

– Но он хочет отдать тебя другому. Ты – невеста Тсоура!

– Я не люблю его! Я люблю тебя, одного тебя! И я уйду с тобой, как только ты позовешь меня! Но знай, отчим хочет отвезти меня на свою виллу в Утике.

– На свадебный пир? – горько улыбнулся Хирам.

– Если ты опоздаешь, я… я умру, но не выйду за того, кого ненавижу!

– Я приду! – отозвался Хирам, покидая покои любимой и следуя за указывавшей ему дорогу к бегству рабыней.

– Прощай! – сказала, провожая его Офир. Через минуту он уже был на террасе, где его дожидался верный Сидон с мечом в руке, а еще через несколько минут оба спустились по веревке на улицу, где их поджидали моряки с гемиолы.

– Слава богам! – сказал один из них. – Мы уже не знали, господин, что и делать, и дважды подавали тебе сигнал тревоги.

– Что случилось? – нахмурился Хирам.

– Мы заметили каких-то людей, тенями скользивших вдоль стен, пробиравшихся к выходу из этой улицы. Кажется, они были вооружены.

– Гермон, который боится самого слова «меч», приготовил засаду? – резко и вызывающе засмеялся Хирам, вынимая из ножен свой меч. – Посмотрим же, как воюет благородный Гермон. Вперед, друзья!