– Да?! – нервно хохотнула она. – А вы точно пластический хирург?

Матвей не отреагировал на этот выпад – зачастую пациенты вели себя подобным образом, были настроены скептически и даже с недоверием. Люди, привыкшие жить с дефектом, склонны не верить врачам и не надеяться на мгновенное исцеление.

– Скажите, доктор, что вы видите, когда смотрите на меня?

– Вижу молодую женщину с хорошей, хоть и бледной кожей. Но это скорее от недостатка прогулок и неправильного питания.

– И все?

– В общем, все, – подтвердил он.

– И вам нравится то, что вы видите?

– Давайте так. Мы не будем обсуждать мои вкусы, а попытаемся выяснить, что не устраивает конкретно вас. Я правильно понял – вы хотите что-то изменить во внешности?

– Все. Я хочу изменить все. Меня бесит этот нос, этот разрез глаз, эти губы, этот лоб, который в комнату раньше меня входит! – Ее голос почти сорвался на крик, но женщина взяла себя в руки и продолжила: – Я не могу больше жить с этой мордой, понимаете?

– Понимаю, – кивнул Матвей, делая пометку в черновой истории болезни о необходимости консультации у психолога и психиатра. – Давайте разбираться. Ваша нынешняя внешность мешает вам жить?

– Как вы догадались? – зло скривилась женщина.

– По вашему тону. Вы считаете, что, изменив внешность, вы измените то, что не устраивает вас в жизни?

– Совершенно точно. И поверьте – я не уйду отсюда, не получив того, что хочу.

– Это не разговор, мы с вами не на рынке, и речь идет не о покупке нового платья. Предстоит ряд сложнейших операций, включая удаление части лобной кости – раз уж вас форма лба не устраивает, хотя, поверьте, не могу понять почему. Кроме всего, это больно, это долго, вы в зеркало смотреть не сможете, потому что тут и отеки, и синяки, и сукровица на повязках…

– Доктор, не занимайтесь словоблудием, – оборвала она. – Мне рекомендовали вашу клинику как лучшую, и я на все готова, чтобы здесь остаться.

– А вы приблизительно понимаете, о какой сумме идет речь?

– Это не имеет никакого значения.

«Нет, все, это не ко мне, это к психиатру», – решил Матвей.

– Хорошо. Я вас госпитализирую. Сейчас придет медсестра и оформит бумаги, а потом отведет вас в палату. Вы как предпочитаете – с соседкой или одиночную?

– Одиночную.

Матвей отметил про себя, что она даже не поинтересовалась стоимостью, не спросила даже, сколько в ней цифр. Это было странно, однако женщина вообще производила впечатление человека неуравновешенного. Он решил, что не станет больше вступать с ней в полемику, а предоставит право заниматься этим сперва психологу Евгению Михайловичу, а затем, если будет необходимость – а она будет, если пациентка продолжит настаивать на операции, – психиатру.

Вошла медсестра Женя, поздоровалась и пригласила новую пациентку пройти в соседний кабинет для оформления документов. Женщина встала, подхватила небольшую дорожную сумку и, метнув в Матвея уничтожающий взгляд, вышла.

«Странная баба, – подумал Матвей, придвигая к себе клавиатуру и начиная заполнять окончательный вариант истории болезни. – Ну, подумаешь – нос длинноват, губы тонкие. С такой внешностью вполне можно жить. А вот с характером… Но тут мы бессильны».

В кабинет вошла Аделина – он знал, что это она, даже не поворачивая головы, просто уловил специфический запах ее духов – тонкий, травяной, чуть горьковатый.

– Привет, – сказал Матвей, не отрываясь от компьютера. – Ты что-то поздно.

– А ты почему на планерке не был?

– Моя очередь в приемном сидеть, только собрался – клиентка.

– Что-то сложное?

– Скорее что-то психиатрическое. Дама желает кардинально сменить внешность, готова на любые финансовые жертвы, хотя впечатления внучки Рокфеллера не производит.

– Куликова Наталья Анатольевна, – перегнувшись через его плечо, прочитала строчку на мониторе Аделина. – Тридцать два года, бла-бла-бла… обращение по поводу ринопластики, хейлопластики[1], кантопластики[2], фронтопластики[3]. Ого… А не сильно ты размахнулся? Она тут у нас прописку сможет просить.

– А я при чем? Клиентка требует. Я ее сразу к Евгению Михайловичу направлю, пусть он с ней попробует поговорить. Ты просто представь – ну, черт там с носом и губами, но нормальный лоб же, ну, может, чуть выпуклый, но не критично. Так нет – давайте стешем все, пусть будет плоский. А какой объем операции, она даже слушать не стала.

Аделина обошла стол и села на то место, где недавно сидела странная пациентка. Матвей заметил, что лицо начальницы сегодня бледнее обычного и дело не в освещении – под глазами Аделины залегли тени, которые она не смогла скрыть даже при помощи косметики.

– С тобой все в порядке? – спросил он, хотя заранее знал, что она ответит.

– Да.

– Вот я так и подумал. Голова не болела?

– Доктор Мажаров, у вас что, работы нет? – поинтересовалась она, закинув ногу на ногу.

– Есть. Но…

– Ну, так и займитесь.

Матвей поднял вверх руки, признавая бесполезность дальнейших вопросов.

– Ты просто так зашла или есть дело?

– Есть. Статью не приняли в журнал, считают, что мы недостаточно раскрыли тему.

– Ну, так давай перепишем.

– Я предлагаю отложить недельки на две и взглянуть потом свежим взглядом. Мне кажется, мы с тобой перестали оценивать результаты критично.

– Деля, ты говоришь ерунду.

– Пусть так. Но статью все равно пока отложим.

– Тебе нужно в отпуск.

– Мечтаешь усесться в мое кресло? – улыбнулась она, и он весело подтвердил:

– А то! Сплю и вижу, как бы выдернуть его из-под тебя, и тогда ты будешь моей подчиненной, а не наоборот.

– У кого-то защемило в дверях мужское достоинство?

– Нет, – захохотал Матвей. – Просто хочу, чтобы ты отдохнула. Тебе бы вообще не надо столько работать, ты еще не совсем восстановилась.

– Успокойся, я работаю до конца недели, и потом вы не увидите меня целых десять дней.

– Целых десять?! – Матвей закатил глаза. – Ужас! Не боишься, что мы тут все развалим?

– Ну, пока болела, не развалили же.

– Так ты ж здесь лежала, устроила из палаты рабочий кабинет! Хорошо еще, в операционную со своей повязкой не вваливалась.