…Самураи пошли несколькими плотными и удивительно ровными шеренгами, двигаясь в полный рост. Александру на некоторое время показалось, что они даже не догадываются о наличии впереди себя красноармейцев в окопах — уж слишком непринуждённо они шагали, будто на строевых занятиях. Но это была всего лишь иллюзия, искажённая расстоянием.

— Подпустим противника ближе! — послышался голос командира взвода. — Без моей команды не стрелять!

Команда Хорошенина тут же была продублирована по всей цепи окопов. Красноармейцы приготовились встретить противника огнём.

«Жарко будет, — подумал Александр. — Вон, сколько их прёт на нас! Что, если прорвутся?»

Он начал считать шеренги и сбился со счёта. Начал вновь, и снова сбился. Задние шеренги сливались между собой и не поддавались счёту.

«Нефиг их считать! Косить надо узкоглазых, всех до единого», — взгляд Александра опустился на дно окопа. Там в углу, в небольшой нише, лежали две коробки с тремя дисками патронов в каждой и четыре гранаты.

«Хватит ли патронов? Уж больно много самураев. Что если все двинутся на меня? А почему на меня? Я что, один разве? Рядом Гриша, у него тоже две коробки. Итого пятьсот шестьдесят четыре патрона на двоих, помимо двух снаряжённых дисков в самом пулемёте. На левом фланге Вася Бортников и Яша Гнездилов. А ещё левее — второй взвод, за ним третий. У них тоже есть пулемёты».

Александр ощутил внутри себя знакомое возбуждённое состояние, которое он испытывал перед первым боем. Это не было страхом, его организм настраивался к восприятию предстоящего противоборства.

В окопах стояла полнейшая тишина, словно красноармейцы опасались пропустить команду командира. Бесконечно и тягостно тянулось время. Наконец, послышался надрывный крик Хорошенина:

— По японским захватчикам — огонь!!!

Захлопали первые винтовочные выстрелы, спустя несколько секунд над степью стоял уже невообразимый треск. Стреляли с обеих сторон. Первая шеренга японских солдат дрогнула, изогнулась змейкой, но продолжала шагать в направлении окопов.

Удалов прицелился и выпустил короткую очередь, поведя стволом вдоль шеренги. Несколько самураев упали и не шевелились. Стрелял и Гриша Надеждин, его очередь была скупой — три-четыре патрона.

«Пристреливается, не палит в белый свет», — с одобрением подумал Александр, оценив на слух стрельбу друга.

Несколько мгновений он стоял, прижавшись грудью к стене окопа, высматривая через прицел наибольшее скопление самураев. Первая шеренга заметно поредела, и расстреливать одиночные фигуры из пулемёта было неэффективно. Разделаться с ними могут и красноармейцы из винтовок.

Уцелевшие японцы из первой шеренги залегли, и начали частую стрельбу, прикрывая подход идущих за ними солдат. Последующие шеренги перешли на бег и, достигнув тех, кто их прикрывал, распластались на земле рядом.

«Ах, вот что вы задумали, — догадался Александр. — Хотите собраться в кулак и рвануть на наши позиции всем скопом? Авось, да и проскочит часть вашей своры? Хрен вам, узкоглазые, не выйдет! Патронов у меня на вас хватит! И гранаты имеются на всякий случай!»

Он поправил каску, пощупал натяжение ремешка, приготовился встретить массированный бросок самураев. Пулемёт Гриши Надеждина тоже пока молчал. Реже стала и стрельба красноармейцев.

Японцы поднялись с завидной одновременностью и настолько стремительно, словно лежали на скрытых пружинах. Подброшенные ею, они бросились вперед с криками «Банзай!»

«Вот теперь настало моё время», — мелькнула мысль сама по себе, и палец Удалова потянул спусковой крючок. Первая очередь снова была короткой, затем последовала более продолжительная.

Самураи в полном бесстрашии продолжали бежать. Их рты были широко открыты, лица перекошены, видимо они продолжали кричать, но их крик заглушался яростным огнём красноармейцев. Александр выпускал одну очередь за другой, а самураев, как ему казалось, не убывало. Они были уже совсем близко. Казалось, пройдёт немного времени, и озверевшие япошки забросают его пулеметное гнездо гранатами, а сами побегут дальше, к Халхин-Голу.

«Нельзя подпускать их на близкое расстояние, нельзя допустить, чтобы граната долетела до окопа, иначе тебе, Сано, крышка», — мелькали мысли, одна за другой, словно они были вовсе и не его мыслями, словно это были какие-то инструкции извне, которых следует неукоснительно придерживаться.

Пулемёт Удалова строчил и строчил, не переставая. Точно также в безостановочном ритме работал рядом пулемёт Надеждина. Краем глаза Александр видел, как содрогалась от очередей спина Гриши.

Самураи, наконец, сообразили, что основную опасность для них представляют два пулемёта на правом фланге, и, сгруппировавшись, перенесли плотный огонь на Удалова и Надеждина. Пули засвистели совсем рядом, вздымая фонтанчики пыли на отсыпанном бруствере. Несколько штук просвистели над ухом. Александр невольно вжал голову в плечи, присел на мгновенье. Затем вновь выпрямился, продолжил стрельбу.

— Гранаты, к бою! — донёсся хриплый, с надрывом, голос Хорошенина. Александр скосил взгляд влево, увидел, что большая группа японцев почти добежала до окопов центральной части позиций взвода, на бруствере разорвались первые гранаты. Вот-вот могла начаться рукопашная схватка.

Удалов выпустил несколько очередей перед собой, затем развернул пулемёт и стал поливать свинцом вдоль линии окопов, чтобы уничтожить подбежавших на близкое расстояние самураев. Туда же полетели из окопов гранаты красноармейцев. Пулемёт Надеждина теперь работал за двоих, умолкая лишь на несколько секунд между очередями.

Прорыв японцев захлебнулся. Они залегли, потом короткими перебежками стали отходить к невысокому холму. За ним, в километре от позиций первого батальона занимал оборону второй батальон. Он отражал атаку японцев в северо-западном направлении. Оттуда доносилась стрельба и разрывы снарядов. Там работала артиллерия.

Сколько времени длился бой, Удалов затруднялся сказать. Он знал лишь то, что одна коробка была уже пуста, а во второй остались два диска. Гранатами воспользоваться не пришлось.

Минут через пять подполз вестовой от командира взвода.

— Позиций не покидать, — передал он приказ Хорошенина. — Скоро ожидается вторая попытка прорыва противника к реке. Сейчас самураев молотят наши пушки, потом второй батальон погонит их на нас. Будет опять жарко.

— Трупы самураев я вижу, а сколько наших полегло? — поинтересовался Александр.

— Не знаю, пока не считали. Япошки успели забросить в окопы несколько гранат. Есть убитые и раненые, санитары ими занимаются.

Вестовой уполз, Удалов высунулся из окопа.

— Как дела, Гриша! — окликнул он друга.

— Нормально, а у тебя как?

— В коробе два диска осталось.

— У меня три полных.

Лицо Надеждина было красным и потным, лоб и щёки перемазаны землёй и копотью.

— Красивый ты, Гриша, — громко рассмеялся Александр. — Если бы твоя хохлушка оказалась сейчас рядом, она бы, ей богу, была в восторге от твоей красоты.

Надеждин догадался, почему подтрунивает друг, и совсем машинально потёр ладонью щёку.

— Ха-ха! Ещё краше стал. Посмотри на свои руки, чудак!

— Видел бы себя, шутник! Рожа, как у шахтёра!

Они оба расхохотались, показывая друг на друга пальцем. Им было весело от того,