Звуковой индикатор сканера то и дело шуршит, возвещая появление свежих данных о состоянии моего тела. А какой-то остолоп, которому дали вволю поразвлекаться с настройками интерьера палаты, нагородил здесь удушающе-лилового беспредела, даже наверху! А ведь потолок просто обязан быть белым по закону сохранения рассудка всех времён и народов.

В дверь палаты протискивается румпель полковника Гончара.

– Кузнецов! – энергично констатирует он, будто обнаружил огромный боровик в лесу, а не человека, уже семнадцатый день находящегося на одном и том же месте.

– Ну? – реагирую, не ожидая ничего хорошего.

– «Ну»?! Что «ну», едрёна вошь?! Не «ну», а «здравия желаю, товарищ полковник»! Совсем там с катушек послетали на своих Ёжиках.

Подбородок начинает коварно дрожать, и я закусываю губу в отчаянной попытке подавить приступ веселья.

Глядя на такую бурную реакцию, Гончар с готовностью распахивает сияющую улыбку, которая тут же сменяется озабоченным выражением лица:

– Почему у тебя в вербальном тесте результат на двадцать баллов выше среднего?

– Это что – преступление, Пётр Николаич?

– Преступление – не преступление, но эскулапы подозревают у тебя шизотипическое расстройство.

– Офигеть методика. А заглянуть в мои результаты до отлёта они не додумались? Там то же самое было!

– Говорят ещё, ты склонен к социальной изоляции…

– А разве не поэтому именно меня вы отправили на шесть грёбаных лет к чёрту лысому на рога?!

– И то верно! Ну ясно: им тут просто делать нечего целыми днями… Там новенькая, которая тесты расшифровывает, с архивом ещё не разобралась, наверное. Познакомить, а? Молоденькая…

– Спасибо, Пётр Николаич, но с понедельника ничего не изменилось: я всё ещё склонен к социальной изоляции!

– Ну как знаешь! – делает один широкий шаг ко мне, с размаху вцепляется в плечи и остервенело трясёт вместе с кроватью – сканер при этом начинает тревожно скрежетать на одной ноте. – Спасибо за службу, Кузнецов! Два месяца один справлялся! Первый такой случай у нас! Значит, через два года можем тебя отправить…

– Не-не…

– Ну или через шесть лет опять на Ёжик – а?

– Это – подумаю, – говорю честно.

– Молодец! – оставляет моё тело в покое. – Отпустят тебя сегодня домой, разберусь! И… – добавляет уже тише, – не базарь там о двадцать шестой расе. Взяли моду басни сочинять!

– Как будто я о ней что-то знаю…

– Просто скажи: не видел!

***

Выхожу за ворота больничного корпуса без верхней одежды, потому что недалеко, и потому что в земной ноябрь хочется сразу ухнуть с головой, – и тут же вижу эту живописную команду: Алекса в распахнутой зелёной куртке, подпирающего плечом припаркованный у ограды сквера жёлтый аэрокар такси, Джека на красном поводке, переминающегося с лапы на лапу, и Ритку в фиолетовом комбинезоне, в чём-то убеждающую обоих, судя по головомойной жестикуляции.

Завидев меня, Джек начинает заливисто лаять и вырываться от Алекса, а Ритка бегом стартует навстречу. В ноябрьском Петербурге откуда-то взялось солнце и с непривычки слепит, хотя медики долго как-то там колдовали, чтобы адаптация проходила без подобных эффектов.

Ускоряюсь и в точке пересечения наших траекторий, бросив сумку в сторону, подхватываю Ритку под мышки и отрываю от земли.

– Ваня! Я… Мы… И… Я сильно изменилась?! – выпаливает она скороговоркой, краснея в ответ на вызванную потоком усмешку.

Что за вопрос! С ней, как и с Алексом, – я всё равно не замечу.

– По-моему, вообще нет… Только волосы… они стали ещё длиннее?

– Да! А ты… как это вообще?.. Шесть лет!

– В мозгах не укладывается, если честно…

Алекс позволяет визжащему Джеку вырваться и галопом прискакать к нам, а сам перемещается лениво, не расставаясь с фирменным снисходительным выражением лица, фирменной снисходительной походкой и фирменной снисходительной аурой, распространяющейся вокруг метров на двести.

– Неужели меня помнит? Он же был совсем щенком! – опускаю Ритку на землю и ловлю корги прямо в прыжке – в попытке заскочить на руки без разгона.

Он тёплый и пахнет в точности как обычная собака, а ещё, прищурившись, прицеливается и ловко облепляет языком кончик моего носа. От натиска почти забытых земных ощущений рассудок плывёт и кренится… Я так и стою, прижимая к себе притихшего Джека и уставившись в поверхность планеты под ногами…

– Явление Сияющего Офицера, версия сто двадцать пятая, всё ещё не исправленная, – начинает разминаться Алекс. – Прекрати играть бицепсами, китель лопнет.

– Если что-либо окажется способно порвать эту ткань… в общем, тут недалеко будет до краха всей нашей обороны. Ресторан под небесами пока ещё не обрушился? – парирую я, наконец отмерев.

– Нет, и я построил второй, поинтереснее. Проверим на прочность?

Отпускаю Джека, удерживая поводок, – он резво тянет к аэрокару. С трудом преодолеваю сопротивление, чтобы наклониться и подхватить сумку.

***

– Ну, – начинаю, неуверенно озираясь (в интерьере стандартного такси вроде бы ничего не изменилось). – Насколько ещё застроились в залив? Полетаем посмотрим со стороны воды?

– В ручном теперь только экстренное торможение. Остальное – для вояк и медиков, – Тихорецкий с укоризной переводит взгляд с меня на Ритку. – А человек, построивший половину города, не имеет права вырваться из сети стандартных маршрутов…

– Надо строить так, чтобы не хотелось вырываться, – злорадствую я, оттянув заглушку аварийного бокса и запуская идентификацию по сетчатке: несмотря на то что вероятность этого ничтожна, если система с первого раза не узнает меня в лицо, проблем не оберёшься. – И вообще, у тебя есть личные средства передвижения!

– Поздравляю, товарищ майор, – хмыкает Алекс, заметив мелькнувшее в воздухе приветствие. – Погоны забыл напечатать?

– Не стал поставлять тебе лишних поводов упражняться в остроумии…

Убедившись, что дал ему доступ к управлению каром, цепляюсь за потолочные упоры и перебираюсь на заднее сиденье к Ритке. На этот манёвр развалившийся там Джек реагирует бурной радостью, а моё тело – туманом в черепной коробке: проклятая адаптация.

Чуть не забыл: оставшиеся восемь карикатур на Алекса. Специально отложил для встречи. Достаю почти не потрёпанный блокнот – берёг! – и, наклонившись за спинку переднего кресла, перелистываю подряд, постепенно заставляя Риту переходить от сдержанного хихиканья к истеричному смеху. И сопутствующее этому прогрессу выражение затылка Тихорецкого – о… именно то, о чём я мечтал парочку последних лет… А нечего было делать подарки с намёками! Посмотрим, кто ещё здесь криворукий.

Даже частично переместившийся ко мне на колени Джек лыбится во всю свою валлийскую морду.