широкий пояс, удерживающий перевязь с оружием, прекрасно видя, как настораживается она, прислушиваясь к шуршанию одежды и не понимая, что именно я делаю, — у меня тоже вечер был так себе. До вашего появления.

Мы не гордые. Мы будем любезными. Пока что.

— Не могли бы вы зажечь свет? — не выдерживает она.

— Зачем? Мне все прекрасно видно, — усмехаюсь я, бросая верхнюю одежду на кровать и оставаясь в темной рубахе и таких же темных штанах. Еще больше растворяясь в пространстве.

Аристократочка щелкает пальцами, но свет, естественно, не зажигается. А потому что не надо меня недооценивать до такой степени!

Я не маг, не колдун, во мне нет драконьей крови ни капли. Но пользоваться-то благами цивилизации умею. И уж глушилку на свое жилье способен поставить. А, учитывая, что делал ее Валли, главный имперский маг, то работает она долго и качественно.

Так что свет не зажигается, а я оказываюсь близко от аристократочки. Максимально близко.

— Не стоит хозяйничать в моем жилье, миледи, — хриплю ей на ушко, и тут же накрываю распахнутые в испуге губы ладонью. И вовремя! Аристократочка, судя по всему, не имеющая ни малейшего представления о том, кто я такой на самом деле, явно не ожидает подобной прыти и трепещет в моих руках, как лань в волчьих лапах. — Не дергайтесь, — с удовольствием обхватываю ее еще сильнее, полностью обездвиживая, — я не укушу.

Пока не укушу…

Тонкая белая шея с завлекательно бьющейся испуганной жилкой слишком близко, чтоб можно было долго перебарывать в себе зверя.

— Отпустите немедленно, — она замирает послушно, вытягиваясь в струнку, в голосе тщательно скрываемый испуг, но уже понятно, что взяла себя в руки.

Вот чего не отнять у этих ледяных сучек, так это выучки. Выучки и выдержки.

Отпускаю, с сожалением убирая руки от гладкого, вкусно пахнущего тела. Ощущаю, как все внутри сжимается, волк скалится и рычит раздраженно, недовольный тем, что ему не дали вонзить клыки в близкую добычу.

Погоди, приятель, погоди… Все будет, но чуть позже. Сначала загонная охота… Тебе понравится.

— Говорите, что вы хотели, миледи, и уходите, — решаю ускорить процесс, а то эти танцы могут на полночи растянуться. А мне бы хотелось это время более интересно провести.

Она медлит, смотрит в мою сторону, безошибочно находя по звуку, но глаза слепые, растерянно расширяющиеся. И эта растерянность мне нравится.

Ничего. Ей полезно будет чуть-чуть дискомфорта…

— Я… Ах, чтоб вас… Да зажгите уже свет! Это неприлично, в конце концов!

— А вы приличная девушка, миледи? Это странно… Приличным девушкам тут делать нечего…

— Прекратите ерничать! Вы прекрасно понимаете, зачем я здесь.

Ну а то! Но тут главное — определенность…

— Не понимаю, миледи, — развлекаюсь я на полную, — я же, как вы успели заметить, тупой бродяга с нижнего города. Откуда мне знать, что творится в головах у прекрасных приличных девушек? У меня отродясь таких знакомых не водилось…

— Ох… — она обхватывает себя ладонями, неожиданно беззащитным жестом, отворачивается к окну, но там такая же темень, как и в комнате.

Бесноватый Эд экономит на светильниках.

Я молчу, никак не облегчая ей задачу.

Пусть говорит сама. Пусть предлагает. А я послушаю…

— Я… Вы понимаете, мне очень нужно найти… И время дорого, понимаете? Он может быть где угодно…

— Я понимаю, миледи, а вот вы, похоже, нет, раз так долго идете к сути.

— Мне надо найти моего брата, — злобно чеканит аристократочка, гордо задирая подбородок, и я не могу отвести взгляда от нее в это мгновение. Хороша! Невозможно хороша! — Он… Пропал вчера утром. И унес с собой шкатулку с важными вещами.

— Что вам нужно найти в первую очередь, миледи? Вашего брата или ваши вещи?

— И то, и другое!

— Хорошо, миледи. Мне нужен задаток.

— Сколько?

— Миледи, вы страдаете провалами в памяти? Не помните, какими деньгами я беру?

Она закусывает пухлую губу, сжимает себя еще крепче, выдыхает.

И пробует еще раз.

— Послушайте… Но это же смешно, в конце концов… Мое… внимание — не та плата, которая вас устроит, поверьте… Я… провела всю жизнь в монастыре… Я не смогу ничем вас… Поразить… И, к тому же, никогда не поверю, что такому, как вы, предпочтительнее постельные утехи, а не звонкая монета…

— Звонкую монету я у кого угодно возьму, а вот аристократку в постель не каждый раз удастся поймать, — веселюсь я, — так что я осознаю все, что меня ждет… И другой платы не желаю.

Она молчит, сжимает себя, бледнеет, на глазах показываются слезы.

И если вы думаете, что мне ее жаль, то совершенно ничего про меня не знаете. Мне никого не жаль.

А уж сытую, красивую аристократочку, за всю жизнь вряд ли видевшую что-то плохое, тем более.

Мне даже не особенно интересно, что она тут забыла, что там за братишка у нее, такой шустрый, утащивший , наверняка, фамильные драгоценности, а , может, програвший их уже. Обычная история.

И найду я его быстро.

Про Дона Сордо выспрошу попозже. Если старуха говорит, что он помер, то тут вообще торопиться некуда.

У меня был не самый простой день, да и месяц, если честно, так себе, так что сейчас самое время немного порадоваться жизни.

И потому я не собираюсь уступать и жалеть эту чистенькую девочку.

Пусть решается. Не убудет от нее. Разве что, чуть-чуть…

— Хорошо, — тихо, так, что даже с моим звериным слухом приходится напрягаться, говорит она, — после того, как вы найдете…

— Нет, — перебиваю ее, — я говорил о задатке. Ночь сегодня и неделя после того, как я найду вашего братишку и ваши цацки.

— Что? — она повышает голос, но затем, опомнившись, замолкает, переваривая новости, и, наконец, решительно мотает головой, — нет! Это… Это уж слишком!

— Ваше право, миледи, — я нахально разваливаюсь на кровати, расстегиваю запястья на рубашке, — дверь найдете?

— Послушайте, — о-о-о-о… Эти умоляющие нотки в голосе… Ты будешь просить меня, девочка… И я соглашусь… Да-а-а… — но вы говорили вчера про… про одну