Как бы там ни было, а самые незаметные ребята в классе вдруг сделались «активистами», в то время как члены совета отряда, за исключением Нюси и Шурика, стали увиливать от заседаний.

А ещё недели через две Дина твёрдо решила, что её настоящее призвание не педагогическая деятельность, а работа гидом в «Интуристе». Она засела за английский язык и потеряла всякий интерес к обязанностям пионервожатой. На сборах и заседаниях совета отряда она, правда, бывала, но всякий раз минут через пятнадцать говорила, что ей необходимо куда-то уйти, и оставляла всё на Зою, чем та была очень довольна.

Почти весь учебный год у Зои и её «активистов» кипела бурная деятельность.

Стенгазета «За отличную учёбу» выходила регулярно. Шурик, правда, не умел редактировать заметки, а тем более их писать, зато у него получались очень красивые заголовки. Писали заметки всё те же Соня, Жора, Нюся и сёстры Мухины под наблюдением Зои. Разнообразием заметки не отличались. Предположим, первого числа в одной из них критиковался Юра Дергачёв за то, что стал отставать по математике, а в другой хвалили Петю Короткова за то, что он учится только на четвёрки и на пятёрки. Пятнадцатого числа критиковали Костю Переверзева за то, что он разговаривает на уроках, и хвалили Машу Салтыкову за то, что она учится на одни пятёрки. Была в каждом номере ещё и третья заметка. Она называлась «Наши задачи» или ещё как-нибудь в этом роде. В таких заметках говорилось о том, что классу нужно повысить борьбу за успеваемость или усилить борьбу с нарушителями дисциплины.

Были в газете и карикатуры. Шурик рисовал их неплохо, но разнообразием они тоже не отличались. На них изображался или ученик, спящий, положив голову на учебник, или ученик, ковыряющий в носу, глядя в потолок, или ученик-верзила, колотящий малыша или девочку. Какая ни была газета, но выходила она регулярно, за что Дина хвалила и редактора, и Зою.

В своей кипучей деятельности Зоя не удовлетворялась планом работы, намеченным вместе с Диной. Она пошла дальше. Она составила список самых матёрых двоечников и к каждому из них прикрепила одного из своих «активистов», чтобы те помогали им в учёбе.

Жора, изрядно намучившись, всё-таки помог Дергачёву исправить двойку, но остальные оказались плохими педагогами. Объяснить что-нибудь толком они не умели и каждое занятие кончали тем, что решали за двоечников задачи и подсказывали им, как писать упражнения. Лодыри-двоечники были очень довольны, но всё это не помешало им остаться двоечниками до конца учебного года.

«Активисты», повторяю, были счастливы. До этого их почти никто не замечал, да и многие из них часто не умели занять себя чем-нибудь помимо уроков, а теперь их жизнь была насыщена всякими неотложными делами, они почти каждый день устраивали совещания, о них с похвалой отзывалась вожатая, их имена часто появлялись в стенной газете, и домашние с гордостью говорили о том, какая у них огромная общественная нагрузка.

Но больше всех наслаждалась своим положением Зоя. Приходя из школы домой, она жаловалась бабушке на усталость, после обеда ложилась на диван, читала какой-нибудь журнал, а полежав с полчаса, отправлялась в папин кабинет. Папа был директором станкостроительного завода. По вечерам он звонил на завод, справлялся, как работает вечерняя смена, отдавал всякие распоряжения. Теперь Зоя тоже садилась за папин письменный стол и брала телефонную трубку.

– Барбарисова? Это Ладошина. Как дела с заметкой про Паукова? Смотри, пятнадцатое число на носу…

– Жору, пожалуйста! Банкин? Привет! Завтра тебе придётся немножко задержаться после школы: сёстры Мухины пойдут к Валерки Иванова родителям говорить насчёт его успеваемости, а Валерка обещал их на улице за косы оттаскать. Так что ты с ними пойдёшь. Чтобы он их не оттаскал…

Так она обзванивала всех своих помощников и для каждого находила какое-нибудь новое поручение или деловое указание.

И вот теперь Зоя пребывала в отличном настроении: она убедилась, что «активисты» будут стоять за неё горой на предстоящих выборах, а об остальных ребятах можно было не беспокоиться. Дина Коваль не зря назвала их в своё время пассивной массой. Каждый из них занимался какими-то своими делами, и кто будет председателем – их не интересовало.

Подходя к школе, Зоя ещё издали увидела Родину шевелюру. У него были особые волосы: в помещении их нельзя было назвать рыжими, скорее только рыжеватыми, но на солнце они горели как огонь. Вот и сейчас под лёгким весенним ветерком на голове у Маршева колыхалось что-то вроде маленького костра. Рядом с Родей шёл Веня. Друзья приближались к воротам школьного двора, идя от противоположного конца улицы.

При виде Роди Зоя ускорила шаги.

– Маршев! Подожди минутку! – сказала она, потом обернулась к своим спутникам: – А вы идите! Мне надо поговорить.

Те, немного обиженные, двинулись на школьный двор, оглядываясь на Зою и двух мальчишек, которые остановились у ворот.

– Ну… слушаю, – сдержанно сказал Родя, и довольно яркие веснушки на его лице побледнели, потому что сам он покраснел.

Маршев давно нравился Зое, но в начале года она чувствовала, что Родя не склонен обращать особого внимания на первую красавицу в классе. Однако где-то в конце марта Зоя догадалась, что положение изменилось. Однажды, случайно оглянувшись, она заметила такую картину: Маршев застыл неподвижно, приоткрыв рот, и смотрит на неё, как будто впервые увидел. И это повторялось не раз. Вот и теперь, едва она заговорила с ним, как он покраснел, и это Зое очень понравилось. Она кокетливо поболтала портфелем.

– Маршев! Вот про тебя все говорят, что ты очень умный, что у тебя в голове всякие там идеи… – Зоя помолчала. Склонив голову набок, она смотрела на Родю, а тот приподнял плечи и смотрел неподвижно на неё.

– Ну, ты давай ближе к делу, – поторопил Веня.

Зоя не удостоила его даже взглядом. Она продолжала смотреть на Родю.

– Маршев! Сегодня в три начинается сбор макулатуры. Вот придумай что-нибудь такое, чтобы наш отряд вышел на первое место в школе. Вот подай какую-нибудь такую идею! А, Маршев?

– Надо подумать, – тихо сказал Родя.

– Легко сказать «подумать»! – снова вмешался Веня. – Ты знаешь, какое теперь трудное положение с макулатурой?

– А если было бы лёгкое, я бы не просила, – отрезала Зоя.

В городе, по примеру Москвы, стали выдавать специальные талоны тем, кто сдаст двадцать килограммов бумаги, и по этим талонам в магазинах продавали такие книги, которые за простые деньги трудно купить. Теперь макулатуру несли на приемные пункты многие взрослые. Рассчитывать на то, что юные сборщики позвонят в квартиру и им тут же отвалят пачку старых журналов, теперь не приходилось.

– Ну как, Маршев? Подумаешь?

– Подумаю… Только я не уверен, что… ну… что-нибудь получится.