— Я тебя мучаю? — Она рассмеялась, смех вышел злой и неестественный. — Это я тебя мучаю? Нет, мой дорогой, оставь мне хотя бы надежду!

— Я тебя не понимаю, — отозвался он, отводя глаза. — Надежду на что?

— Надежду на то, что я все же порядочная женщина, — сказала она. — Иначе мне будет очень трудно жить. А не понимаешь ты меня давно. Можно сказать, никогда не понимал.

— Тебя понять трудно. Если мы разведемся и ты будешь спокойно жить одна, ты не будешь порядочной женщиной? Или, чтобы быть ею, тебе нужна отметка в паспорте о том, что ты замужем?

— Глупости! — оборвала она его. — Я не хочу менять шило на мыло! Прости, но, если мы разведемся и я выйду замуж за Диму — а это он мне много раз предлагал, — будь уверен, я окажусь в том же самом положении. Если я и разведусь с тобой, то только тогда, когда кого-нибудь полюблю. А, теперь ты улыбаешься! Тебе смешно слышать, что я кого-то могу полюбить?

— Всегда думал, что настоящая любовь у тебя впереди, — ответил он. Теперь он на самом деле улыбался. — А разница между мной и Димой, я полагаю, все же есть. Так что это не совсем шило на мыло, сама подумай.

— Эта разница, — усмехнулась она. — Сколько разговоров об этом, сколько врачей, сколько слез! А она не стоит ничего! Опять смеешься! Прости, но не могу же я развестись с тобой и выйти замуж за другого, такого же чужого мне человека только потому, что у него стоит, а у тебя — нет!

Он то ли поморщился, то ли улыбнулся — понять было трудно. Заметив на полу розу, наклонился, поднял ее и положил на постель.

— Ты сказала главное слово. — Он говорил очень спокойно, и она притихла. — Нет, это не слово «стоит». Это слово — «чужой». На самом деле ты права. Дело только в этом слове.

Она хотела что-то сказать, но он остановил ее жестом:

— Я хорошо понимаю, что, как только ты найдешь кого-то, кто будет соответствовать твоему идеалу, ты со мной расстанешься. Я сам виноват, что не смог быть для тебя тем, кто тебе нужен. Помолчи, прошу тебя!

Катины пальцы быстро терзали белые лепестки, сминали их и разбрасывали по постели. Ее губы были плотно сжаты, глаза опущены.

— Если ты считаешь, что порядочно жить вместе так, как живем мы с тобой, — я буду с тобой жить, — продолжал он. — Если ты перестанешь так считать — я уйду. Тебе надо только сказать мне об этом. Но не надо меня мучить. Ты хотела напомнить мне о том, что вынуждена иметь любовника, которого не любишь точно так же, как меня? Ты хотела, чтобы я посочувствовал твоей судьбе? Я сочувствую и жалею, что не знаю никого, достойного тебя, чтобы вас познакомить. Ты хотела, чтобы я ревновал? Ты знаешь, что ревновать я не имею права, — как я могу…

Катя растерзала розу в клочки.

— Ты хочешь вечно напоминать мне о моем позоре, — заключил он. — Давай договоримся раз и навсегда: или мы молчим об этом и живем вместе, или мы расстаемся. Невозможно говорить об этом каждый день. Если хочешь, обсуждай это со своими подругами. Но не со мной.

— Ты знаешь, что у меня нет привычки откровенничать на такие темы, — солгала Катя. — Хорошо, я больше не заикнусь об этом. Кончено. Скажу только одно: если ты считаешь, что заболел из-за меня, — найди себе другую женщину, пока я буду искать другого мужчину.

— Ты знаешь, что мне теперь не нужен никто, — сказал он странным, хриплым голосом. — Никто вообще. И прошу тебя об этом молчать!

— Все, молчу. — Катя несколькими взмахами очистила постель от лепестков. — Не надо говорить ни о чем, ты прав. Просто было скверно на душе. Но это мое дело. Иди поешь и переоденься. Рубашка вся мокрая.

— В самом деле… — Он провел ладонью по груди. — Я и не замечал.

Он уже подошел к двери, когда она окликнула его:

— И послушай, не мог бы ты сделать одолжение и не душиться так сильно? Невозможно находиться с тобой рядом.

— Тебе кажется, — отозвался он, скрываясь за дверью. — Запах вовсе не такой сильный.

Она потушила свет, закуталась в одеяло и закрыла глаза. «Спать, спать и не плакать, — приказала она себе. — Завтра рано вставать. Надо разыскать того мужика с неисправным паспортом. Где он живет? Кажется, в Мытищах… Мытищи…» Мысли стали путаться, и она уснула внезапно, словно кто-то вынул у нее из головы батарейку, приводящую в движение разум. Она на самом деле очень устала.

А муж ее в это время лежал на диване в другой комнате, слушая ночное бормотание радиоприемника. Окна бывшей «общей» комнаты выходили на оживленную улицу с большим движением, которое не стихало даже ночью. Он считал, что бессонница развилась у него именно потому, что ему мешал шум проносящихся внизу машин, резкие гудки, вой сигнализации вдоль обочины дороги, который отдавался у него резкой болью в виске. И теперь он медленно, осторожно массировал левую сторону головы двумя пальцами, прислушиваясь к неутихающей боли. «Надо выпить таблетку, — подумал он. — Но таблетки у Кати. Она уже спит, наверное». Но даже если бы она не спала, он не решился бы сейчас войти к ней. «Моя милая, дорогая… — твердил он про себя. — Моя милая, дорогая…» Эти слова теперь не имели для него никакого смысла. Он повторял их просто так, чтобы забыться, не понимая, о ком говорит. Женщина в соседней комнате не производила ни звука. Если бы она стала ворочаться в постели, он бы немедленно это услышал. Но там было тихо.

Мужчина встал, подошел к окну и откинул штору. Вгляделся в несущийся внизу поток огней, в ряд освещенных киосков у дома напротив. Вздрогнул, словно ему внезапно стало холодно.

— Это ужасно, — прошептал он почти беззвучно. — Значит, скоро я сойду с ума. Это так и кончится. Я сойду с ума, если она узнает…

Возле окна действительно было холодно, но он продолжал так стоять, пока совсем не продрог.

На другое утро Катю разбудил звонок в дверь. Она испуганно подняла встрепанную голову, посмотрела на будильник. «Проспала? — было первой мыслью. — Почему он не звонил?» Но тут же она поняла, что будильник звонить не мог — стрелка еще не подошла к восьми часам, когда она обычно вставала. В дверь снова позвонили. «Кто бы это мог быть?» Катя выбралась из постели, накинула халат и пошла открывать. По дороге заглянула в комнату Игоря и увидела, что диван застелен покрывалом и мужа в комнате нет. «Уже ушел? — удивилась она. — Заработался мужик…»

— Кто там? — спросила она, приникнув к двери. Посмотрев в глазок, она тут же увидела, кто там, и открыла. — Привет! Что случилось?

— Ничего, — сказал Дима, быстро окинув глазами прихожую. — Ты одна?

— Одна, можешь войти. — Катя пропустила его в квартиру и закрыла дверь. — Еще и восьми нет, почему ты так рано?

Дима обычно заезжал за ней без пятнадцати девять, но никогда не поднимался наверх, а ждал ее в своей машине за углом дома. Сегодняшнее его поведение было из ряда вон. Катя с недоумением рассматривала неожиданного гостя.

Он был высокого роста (ей всегда везло с высокими мужчинами), очень худой, но мускулистый. Лицо подвижное, нервное, прямой тонкий нос, длинные губы с красивым изгибом, щеки синеватые от быстро прорастающей щетины. Брюнет, круглые черные глаза сильно навыкате, из-за чего Кате казалось, что он всегда чему-то удивляется. Сейчас эти глаза быстро обшаривали квартиру, в которую он попал впервые за все время их долгого знакомства.