не мог найти топливо для костра или время для приготовления пищи в связи с погружённостью в бхаджан, то часто ел сырой рис, предварительно вымочив его в воде. Крыша его хижины была сделана из поношенной одежды, найденной на улицах, он даже не смущался собирать её на кладбищах или в местах, где сжигались тела усопших. Другими словами, Бабаджи пользовался только теми вещами, которые люди выбрасывали за ненадобностью, поэтому он не зависел ни от кого и ни от чего.

Как-то днём Баба подобрал на овощном рынке червивый баклажан, затем, придя в сад Радхарамана и сев под куст, порезал его на кусочки, окунул их в воду Ганги, набранную в скорлупу кокосового ореха, и положил сверху листья Туласи. После чего он начал петь бхога-арати: «Бхаджа Патитапавана Гаурахари… и т. д.», — предлагая всё это Гауре[39]. От нахлынувших чувств во время пения всё его тело покрылось мурашками, и из глаз потекли слезы любви, увлажняя щёки. Лалита Даси, великий сиддха святой, проживавший в саду Радхарамана, наблюдал всю эту сцену, стоя позади него. Закончив предложение баклажана Гауре, Баба приступил к вкушению прасада[40]. Когда он ел, выражение его лица говорило, что тот наслаждался необыкновенным вкусом трансцендентной пищи, которая находится вне досягаемости человеческих существ.

Поскольку Баба всегда был погружён в океан бхавы (любви), то иногда не осознавал свои действия, подобно безумному. Иногда он носил на шее кантхи[41] и украшал лоб тилакой[42], куда бы он не пошел, у него в руках всегда были мешочек с чётками и книга Нароттама Тхакура «Премабхакти-чандрика», а иногда его видели полностью раздетым, без тилаки и кантхи, и в его руках вместо чёток из Туласи была сплетённая из поношенной одежды верёвка с узлами для подсчёта прочитанных кругов. В таком виде, неся в руках железный горшок, он так же ходил за мадхукари[43]. Уличные мальчишки, увидев странного Бабу, думали, что тот помешался, и начинали его дразнить различными способами. Но он, находясь в состоянии, переполненном бхавой, принимал мальчишек с кожей тёмного цвета за Кришну, а со светлой — за Гауру, и плакал в своей, подобно ребёнку, манере, причитая: «Посмотри, Ма Яшода! Твой Кришна посмотрел на меня! — или, — Взгляни, Ма Шачи! Твой Гаура пристаёт ко мне».

Однажды, когда Бабаджи собирал мадхукари, какой-то негодяй положил в его горшок кусок мяса вместо риса и овощей. С тех пор Баба перестал ходить по домам, а сидел на берегу Ганги, поставив перед собой выброшенный кем-то старый горшок. Отшельник ел только то, что люди клали в этот горшок, не прося ничего и ни у кого.

Иногда Бабаджи приходил в дом Ишана Саха повидаться с Ма Тара Даси. Как-то он пришёл к ней в день экадаши[44] и очень огорчился, увидев, как она кипятит молоко, используя в качестве топлива сухие листья хлебного дерева. Он сказал ей: «Ма! Завтра твой сын будет обедать здесь».

«Очень хорошо, — ответила Тара, — но твоя Ма страдает от коликов в желудке, поскольку она сегодня постится. Если ты не придёшь завтра утром, она вынуждена будет продолжать мучиться».

«Нет, Ма, я обязательно приду», — уверил Баба.

Но на следующий день он долгое время оставался погружённым в бхаджан, так что забыл о своём обещании. Баба пришёл к ней вечером, неся на голове большую вязанку хвороста, и стал кричать: «Ма! Ма! Ма, открой дверь!» Затем, положив вязанку внутри дома, он сказал: «Ма! Ты знаешь, что твой глупый ребёнок очень забывчив. Сегодня он опять забыл обо всём и совершил оскорбление. Теперь выйди и дай мне что-нибудь поесть». Тара Даси вынесла варёный рис без каких-либо других приготовлений, с которыми обычно его едят. Она знала, что Баба перестал употреблять блюда из бобовых и овощей. На её уговоры отведать рис с овощами он обычно возражал: «Задумайся, Ма! Если твой шкодливый ребёнок начнёт питаться вкусными блюдами, тогда его чувства выйдут из-под контроля, и бхаджан будет просто невозможен. Тара Даси ничего не спросила о вязанке дров, она понимала, что её «шалавливый ребёнок» видел её, кипятящую молоко на огне, в котором горели только сухие листья. Кроме этого она знала, что для её «шалуна» это было одним из обычных дел. Он приносил дрова из леса и оставлял где-нибудь перед воротами иногда одного храма, а иногда другого, чтобы на них могли что-нибудь приготовить для храмовых Божеств.

Однажды зимой Шрипада Праногопал Госвами подарил Бабе одеяло. На следующий день Баба пришёл к нему с подарком и вернул его назад, сказав: «Твоё одеяло потерпело неудачу в помощи мне. Оно держало меня спящим на протяжении всей ночи и не позволило совершать бхаджан».

Повторение Бабой Святых Имён Господа не было одним из его обычных духовных практик, она происходило естественно и спонтанно. Святое Имя всегда танцевало на его языке и в сердце, проявляя Себя в виде лил (божественных развлечений) Господа во всей Своей трансцендентной сладости и славе. Если случалось так, что Имя не проявлялось, тогда Баба чувствовал себя настолько тревожно, что приходил к берегу Ганга и погружался в воду. Как только он заходил в реку по шею, лила обычно возобновлялась, и святой возвращался обратно.

Однажды, когда Баба жил в Рана Ки Дхармашале, в нём вспыхнула такая страсть к повторению Святых Имён, что он продолжал кричать в течение нескольких часов во всю силу своего голоса: «Ха! Кришна Чайтанья!» В это время из Шрикханда к нему на даршан[45] пришли Шрипада Сарвадананда Тхакур и Шри Ракхалананда Тхакур. Они поняли, что если позволить ему продолжать в том же духе, то он сорвёт себе голос. Чтобы как-то изменить его бхаву (настроение, эмоциональность), они вдвоём начали петь мелодичными голосами: «Нарахарира прана Гаура… и т. д.». Затея сработала. Баба прекратил кричать, вышел из комнаты и вступил с ними в беседу.

Как-то снова его с такой силой охватила страсть к повторению Харинамы, что он в вирахе (в разлуке с Господом), ударяя себя в грудь и рвя на голове волосы, беспрерывно в течение 13 дней кричал: «Ха! Шри Кришна Чайтанья!»

Когда слава Бабы как сиддха махатмы широко распространилась, и к нему стало приходить много людей, он решил отыскать место, где никто не мог бы его навещать. В старом доме Гириша Бабу находилось отхожее место, которым давно не пользовались. Баба поселился в этом туалете и какое-то время без беспокойств со стороны визитёров совершал бхаджан. После того, как он ушёл, другой преданный пришёл в