– Пит на этой неделе не может ехать в Египет, папа, – соврала она. – У него двухдневная конференция в Белфасте. Но я поеду. Правда будет мило – мы втроем, как в старые времена?

Упоминание о старых временах сработало, хотя, по мне­нию Эммы, это было довольно нелепо. Ее воспоминания о прошедших отпусках сводились к впечатлению, что они всего лишь меняли обстановку для саркастических замеча­ний отца. Но ему это не пришло в голову – Джимми был в восторге от своего плана на отпуск.

Пит с готовностью согласился остаться дома и сказал Эмме, что все в порядке, что он съездит с друзьями на выход­ные посмотреть футбол, так что ей не стоит беспокоиться. Теперь оставалось только пережить эту проклятую поездку…

– Мне думается, неплохо бы выпить чашку чая перед уходом, – заметила мать, бросая салфетку и в картинном из­неможении прислоняясь к раковине.

Это ее притворство всегда действовало на Джимми, как красная тряпка на быка. Кто-то должен ответить за усталость его жены! Эмма знала, что последует: ей придется готовить чай, и ее отругают за то, что она вынудила несчастную ма­мочку делать за нее домашнюю работу. Не было смысла объ­яснять, что произошло на самом деле. Этот сценарий проиг­рывался за тридцать лет столько раз, что они уже давно вы­зубрили свои роли.

– Ты ленивая и глупая девица, Эмма.

– Неправда.

– Нет, правда.

Эмма без всяких эмоций несколько секунд наблюдала за родителями, которые вели себя так, будто находятся в своем собственном доме. У нее не было ни малейшего желания еще раз разыгрывать знакомый спектакль, который в конечном итоге сводился к борьбе за власть. Она поняла, с чем имеет дело, когда в свое время накупила книг по психологии. Ее отец помешался на контроле, а мать была «пассивно агрес­сивной», умеющей мгновенно притвориться несчастной, как только появлялся отец и начинал над ней кудахтать. Во вся­ком случае, такое создавалось впечатление. Все книги по-разному объясняли ситуацию, но Эмма всегда находила черты, свойственные ее родителям.

Однако одно дело знать, как это называется, а совсем другое – решить, что по этому поводу делать.

Эмма довольно быстро сообразила, что вся проблема в ней самой. Бессмысленно тратить часы на раздумья по по­воду поведения близких, не изменив своего собственного. В конце концов, именно она позволила им так себя вести – и только она могла это изменить. Однако Эмма уже давно смирилась со своей пассивностью, понимая, что в семейных отношениях ей недостает уверенности в себе. В глазах роди­телей она навсегда осталась неуклюжей Эммой, старшей и наименее удачной дочерью (Кирстен была младшей и более удачливой). Кроме того, в свое время она отказалась от рабо­ты в компании отца (до этого она не смела ни в чем ему отка­зать), и ей этого не простили.

Самое удивительное, что на службе Эмму Шеридан все уважали. Она была координатором специального проекта по­мощи детям, имела в подчинении несколько человек и, по­мимо организации «горячей линии» умудрялась еще провес­ти в год две конференции.

Ее родители даже не догадывались о существовании дру­гой, деловой и самостоятельной, Эммы, да и у нее на работе никто бы не признал в ней женщину, позволяющую выти­рать о себя ноги.

– Ты садись, а я сделаю чай, дорогая, – галантно пред­ложил Джимми О'Брайен и принялся рыться на Эмминых полках, рассыпая все и уронив на пол бутылку с соевым со­усом.

Мать отказалась от предложения, устало взмахнув рукой с таким видом, будто она умирает, как хочет чаю, но героически решила от него отказаться. В этот момент она напо­мнила Эмме пассажира «Титаника», отказывающегося от спасательного жилета.

– У нас нет времени, Джимми.

– Было бы время, если бы ты не надрывалась, прибирая за этой ленивой мадам!

Джимми с грохотом захлопнул дверцу полки. От его ог­ромной фигуры, облаченной в свитер кремового цвета, кухня казалась крошечной. Он был ростом выше холодильника, такой же громоздкий, с широкими плечами и пушистой бе­лой бородой, делавшей его похожим на Санта-Клауса.

Анне-Мари повезло: она на миссис Клаус не походила. Высокая, очень худая, волосы старательно выкрашены в зо­лотистый цвет, длинные пряди зачесаны назад и закреплены сзади черепаховой заколкой, напоминающей окаменевшего жука. В цветастом летнем платье с поясом она была похожа на аккуратную домохозяйку пятидесятых из телевизионной рекламы. Анне-Мари никак нельзя было дать ее лет. Она была на десять лет моложе своего мужа и сохранила гладкую кожу без морщин, что свойственно людям, которые стопро­центно уверены, что попадут в рай благодаря своим доброде­телям и неустанным молитвам. Ей даже в голову не приходи­ло усомниться, не затруднит ли прямой путь к вратам рая ее любовь к распространению сплетен.

Эмма, унаследовавшая у матери высокий рост и строй­ность, отличалась от нее темным цветом волос и терпеливым выражением лица. Сжав зубы, она наблюдала, как мать ста­рательно вытирает мокрой тряпкой хромированный тостер и чайник, не имея понятия, что их надо протирать сухой тка­нью, иначе на них остаются огромные пятна.

Хромированные кухонные принадлежности – свадебный подарок, который больше всего нравился Питу, – были са­мыми роскошными предметами в их скромной кухне. Бедня­га Пит! Он всегда учил Эмму подставлять другую щеку, когда отец раздражал ее. Религиозное воспитание Пита проявля­лось в том, что у него имелась цитата на все случаи жизни. На этот раз он был, безусловно, прав. Как ни трудно было подставлять другую щеку, когда Джимми О'Брайен начинал тебя ругать, Эмма знала, что другого пути нет. Если начать с ним спорить, то он впадал в такое бешенство, что глаза ста­новились белыми. Основной лейтмотив был: «Я делаю это для твоего же блага, мадам».

– Подставь другую щеку, – как мантру повторяла она, выскальзывая из кухни и поднимаясь наверх.

Их с Питом спальня, отделанная в густых зеленых и теп­лых оливковых тонах, являлась наиболее мужской комнатой в доме. Эмма сама подбирала цвета, твердо решив, что пер­вая спальня, в которой она будет спать в качестве замужней женщины, ничем не будет напоминать те розовые с фестон­чиками девичьи комнаты, на которых настаивала ее мать. Прожив целую жизнь среди большего числа оборок, чем было на свадебном платье Скарлет О'Хара, Эмма хотела иметь простую и удобную спальню.

Пит, который был слепым в смысле интерьера, с полным удовольствием соглашался на все, что выбирала Эмма. Так что она купила простые шторы оливкового цвета, современ­ную кровать из светлого дерева с ярко-зеленым покрывалом и светлый шкаф для одежды. В спальне не было ни одного воланчика, ленточки или картинки с балериной. Рисунок с феями цветов, подаренный матерью, «чтобы оживить комна­ту», висел на самом видном месте в туалете на первом этаже, поскольку Эмма никогда туда не заходила – разве только, чтобы прибраться.

– Ты идешь, Эмма? – крикнул отец снизу.

Схватив сумку и чемодан, Эмма вышла на лестничную площадку, бросив последний влюбленный взгляд на свою спальню. Она будет по ней скучать. И по Питу. Ей будет не к кому прижаться в постели, она станет тосковать по его юмору и любви. С точки зрения Пита Шеридана, Эмма всег­да все делала правильно – что, безусловно, сильно отлича­лось от мнения ее родителей.