мамаша как зарычит: «Тебе этот номер не пройдет! Ты дел наделал, а теперь в кусты? Она твоего ребенка вынашивает, и фотография — тому подтверждение. Если не женишься на ней, то я в суд подам, чтобы тебе алименты присудили, и в школу твою в Хабаровск напишу, чтобы тебя, бесчестного подлеца, покрывать не смели».

Тут мы начали препираться, и я с мамашей беременной разругался. Она визжит: «Не смей больше мою дочь кралей называть — у нее имя есть!» Я отвечаю, что мне по фигу, как ее зовут, и пусть она валит к тому, кто ей ребеночка заделал.

Отец стал всех успокаивать, мать опять за сердце схватилась. Мамаша беременной успокоилась и ушла, но пообещала в воскресенье прийти и продолжить разговор уже «по-другому». После их ухода мать ушла в спальню плакать, а я с отцом закрылся на кухне. Он достал припрятанную от матери бутылку водки, выпили, сняли стресс. Спрашивает: «Что делать будем? Вдруг этот ребенок твой?» Я говорю: «Она еще не родила, а я еще следствие не провел, не выяснил, откуда она взялась, такая невинная». Я собрался и пошел к Сергею — узнать, что той ночью было. Короче, встретился я с ним только через два дня, он в отъезде был. Сергей рассказал, что я оставался у него на ночь и спал со Снежаной, а он — со своей подругой. Утром Снежана ушла не попрощавшись. Следом за ней — я. Тут я заметил, что у приятеля глаза бегают. Я схватил его за грудки и говорю: «Или ты расскажешь, как все было, или я из тебя, сволочь, всю душу вытрясу!» Он признался, что не помнит, как мы спать легли и когда девчонки ушли. Он вообще про этот день забыл и вспомнил только в конце весны, когда к нему мамаша Снежаны с разборками пришла.

— Так, может, это твой приятель — отец ребенка?

— Снежана утверждает, что я.

— Подруга Сергея что говорит?

— Он с ней разругался вдребезги, и она теперь что угодно подтвердит.

Командир группы объявил перекур. Парни сели посреди поля на перевернутые ведра, выкурили по сигарете и разбрелись по местам. Рогов сходил к фляге с водой, выпил две кружки подряд, вернулся к Воронову и продолжил:

— В субботу я объяснил родителям, что узнал. Я говорю: «Спору нет, я с этой чувихой был в одной квартире, но я с ней не спал. У нее ребенок — не мой!» Про себя думаю: я все февральские каникулы к друзьям-приятелям в гости ходил, со всеми то водку, то бражку пил. К концу каникул в голове все так перемешалось, что я и про Сергея, и про Снежану забыл. Если бы не фотка, я бы вообще тот день не вспомнил. Столько событий за десять дней пролетело — больше, чем в школе за полгода. Мать меня выслушала — и в слезы: «Вдруг это твой ребеночек? Как он без отца расти будет? Ты, если набедокурил, то признайся — мы им поможем, вместе дите воспитывать будем». Отец встал на мою сторону: «Почему ты сыну не веришь? Какой бы он пьяный ни был, утреннее расставание он должен помнить! Если Снежана такая честная девушка, то почему она после первой же ночи тайком сбежала? Нагуляла, поди, ребеночка, маме стыдно признаться, вот и выдумала историю про соблазнение».

В воскресенье пришли Снежана с мамой. Ее мать спрашивает: «Все обсудили? Ваш сын готов жениться?» Мой отец отвечает: «Дождемся родов. Если ребенок будет похож на сына, то он женится. Если — нет, то сделаем экспертизу и посмотрим, что она покажет». Мамаша беременной давай стращать, что опозорит нас на весь город, что мне карьеру в милиции сломает, еще что-то приплела, но ничего не добилась. Отец говорит: «Хоть в суд подавай, хоть в партком! Пока мы ребенка не увидим, нам разговаривать не о чем!» На том и расстались.

Наступило время обеда. Еду привезли прямо в поле. Работники помыли руки из фляги, поели, сидя на ведрах, и завалились спать: кто — на картофельную ботву, кто — на пустые мешки, кто — на покрытую травой проплешину между рядками. Не успели они сомкнуть глаза, как обеденный перерыв закончился.

Вторая половина дня тянулась удивительно долго. Трушин объявил об окончании работ только после семи часов вечера. В сумерках слушатели погрузили мешки в «Беларусь» с прицепом и поехали в поселок.

По дороге Рогов спросил у Виктора:

— Что ты думаешь об этой истории?

— Твой отец — умный мужик. Родится ребенок — там видно будет.

— На моем месте ты бы что делал?

— Женился бы на ней! Швея — хорошая профессия. В рваных штанах ходить не будешь.

— Ты дебил? — психанул приятель. — Я же серьезно спрашиваю.

— Стой до конца: «Я — не я, и лошадь не моя». Похоже, что Снежана с мамой хотят тебя одурачить, развести на ровном месте. Если бы это был твой ребенок, они бы в первые месяцы беременности к твоим родителям нагрянули, а не ждали черт знает чего. Приедем в школу, посоветуемся с кем-нибудь из преподавателей. Например, с Сопуновым. Он подскажет, как быть. Фотка у тебя есть?

— В общаге в чемодане лежит.

Ужинали при искусственном освещении. В кинозал вернулись в темноте. Час перед сном поболтали о всякой ерунде и завалились спать. Воронов хотел перед сном почитать книжечку про здоровье, но после целого дня в борозде буквы в брошюрке сливались, строки наползали одна на другую. Засунув книжку под матрац, он накрылся одеялом и мгновенно уснул.

4

На первом курсе, вернувшись из «Полетного», Воронов проанализировал свою жизнь в совхозе и разделил ее на три этапа: «Заезд» (воспоминания), «Апатия» (отупение) и «Натянутая струна». Каждый этап занимал примерно по десять дней. Привычное разделение месяца на недели в совхозе не действовало, потому что выходных дней не было. Первый этап — «заезд» — переносился относительно легко. В поле делились воспоминаниями, силы ползать целый день по полю с картошкой еще были. На втором этапе появлялось безразличие ко всему происходящему. Силы постепенно иссякали, разговоры становились все короче, так как все темы за предыдущие дни были исчерпаны. На третьем этапе появлялась нервозность. Ссоры из-за мелочей становились обычным делом. В поле слушатели в основном молчали, погруженные каждый в свои мысли.

На третьем этапе Трушин, чтобы разрядить обстановку, обмолвился, что в соседний совхоз приезжают на уборку урожая студентки мединститута. Несколько дней парни с надеждой вглядывались в поля: не мелькнет