– Какую функцию вы выполняли на секторальной станции?

– Куда направлялась станция?

– Как вы оказались на Маданге?

Молчать следовало только об одном – Ри ни в коем случае нельзя было признаваться, что именно он управлял станцией. Биокомп, конечно, обманет любую аппаратуру слежения, предназначенную для того, чтобы понять, правду человек говорит или лжет, и тут главное – не сломаться самому. Они терпели, сколько хватило сил, но потом Ри не выдержал и начал на допрашивающего орать.

– Я уже тридцать раз ответил, что меня зовут Ри Нар ки Торк и что я был на станции пассажиром! Я понятия не имею, куда шла станция и каким образом мы оказались на Маданге!

– Вы утверждаете, что за время вашего нахождения на борту станция посетила несколько обитаемых миров. Почему вы не покинули станцию?

– Нас обещали высадить в мире, из которого можно вернуться домой!!! – выкрикнул Ри. – Я говорил про это, сколько можно повторять!!!

– Неужели из тех миров нельзя было вернуться? – вкрадчиво спросил допрашивающий. Он сидел в тени, говорил бесстрастно, ровно, в его голосе не было ничего – совсем ничего. Ни упрека, ни раздражения, ни сарказма.

– Видимо, нельзя. Я не компетентен в этом вопросе.

– А вы, Биэнн Атум Соградо Ит, знаете, по какой причине контролирующие вас не высадили ни на одной из планет?

– Не знаю и не могу знать. Я преподаватель, специализируюсь на фольклоре и совершенно не разбираюсь в таких вещах, – Иту даже не нужно было врать, он говорил чистую правду, но все равно испытывал все большее раздражение.

– Что вы делали на секторальной станции?

– Ничего мы не делали, – огрызнулся Ри. – Сидели, где было сказано, и ни во что не вмешивались. Они почти никогда не приходили.

– С нами мало разговаривали, – добавил Ит, упреждая следующий вопрос. – Им, кажется, было не до нас.

– Куда шла станция?

– Мы не знаем!

– Куда шла станция?

– Они не говорили нам, куда ведут станцию! – заорал Ри. – Если бы знали, мы бы сказали вам, клянусь, но мы действительно этого не знаем!

– Но отношению к вам Бард и Сэфес вели себя как начальники или как подчиненные?

– Никак они себя не вели, говорю же, они почти не общались с нами, – у Ита возникло ощущение, что он говорит с каким-то особенно тупым студентом или пытается объяснить Скрипачу что-то важное, а тот никак не хочет слушать и совершенно не желает воспринимать. – Зачем вы спрашиваете одно и то же?!

– Каким образом станция оказалась на Маданге?

– Мы не знаем, как она вообще перемещается, и не знаем, почему она тут оказалась, – Ри еле сдерживался. – Мы вообще до этого не слышали ни про какую Мадангу, или как ее там!

– Каким образом…

– Да что вы заладили – «каким образом»?! – не выдержав, снова заорал Ри. – Не знаю я, каким образом! Каким-то! Может быть, случайно!..

– Как вы попали на секторальную станцию?

…Через десять часов, когда их снова отвели в комнату, Ит почувствовал, что его словно вывернули наизнанку. В ушах шумело, в глазах двоилось. Ри было не лучше – лицо его осунулось, черты заострились, глаза лихорадочно блестели. Встревоженный Скрипач бросился было им навстречу, но Ит отодвинул его рукой и сел на пол – ноги не держали.

– Нам конец, – констатировал Ри, садясь рядом. – Зачем они это делают?

– Не знаю, – ответил Ит. – Прости, я всю жизнь занимался преимущественно сказками. Но в сказках, которые я изучал, такого не было.

Они замолчали. Скрипач подсел к Иту и с тревогой заглянул ему в лицо.

– Чего тебе? – устало спросил Ит. – Соскучился?.. Тебя кормили?

Скрипач засмеялся.

– Длинный-длинный, а там оранжевое, такое синее, – радостно сказал он. – Ждал, ждал. Половинки далеко, под три угла. Однообразненько.

Ит покивал. Ри вымучено улыбнулся.

– Поесть бы чего-нибудь, – вздохнул он. – И попить.

– Принесут, наверное, – пожал плечами Ит.

…А на следующий день их допрашивали уже не вместе, с самого утра развели по разным комнатам, и началось. Ит едва сдерживался, чувствуя, что его эмоции словно раскачивает огромный маятник – от истерики и отчаяния к тупому равнодушию и полной апатии. Он все отвечал и отвечал на одни и те же вопросы, отвечал, уже не задумываясь, потому что задумываться не было никаких душевных сил. Да и физических тоже. От неподвижного сидения затекли ноги, плечи сводило судорогой, но прибегнуть к помощи детектора он не решился, и, как потом выяснилось, поступил правильно. Когда его вели обратно, он услышал где-то за спиной тихий голос, произнесший: «Похоже, действительно ничего не знают… этот вообще мальчишка, дурак». Слова обидели и обрадовали одновременно.

«Да, я мальчишка, я дурак, – твердил Ит про себя. – Я дурак, я ничего не знаю, я все сказал, что знал, только больше не надо меня вот так спрашивать, пожалуйста, не надо меня спрашивать, я ничего не знаю, я все сказал, что знал, только пожалуйста, не надо…»

От закольцованности мыслей, на которой он внезапно себя поймал, на него напал вдруг совершенно беспричинный смех, который удержать не было никакой возможности, и Ит начал смеяться, сначала тихо, но потом все громче и громче.

Так, смеясь, он и вошел в комнату, в которой Ри уже утешал печального Скрипача.

– Ты чего? – удивленно спросил Ри.

– Да так… – Ит продолжал смеяться. От смеха сводило мышцы живота и кололо под ребрами. Он сел на пол и несколько раз глубоко вздохнул, пытаясь как-то остановиться. – Я свихнусь, Ри. Я… я к такому не готов.

– А я чуть с кулаками не бросился на этого, – зло сказал инженер. – Убил бы! Но как-то сдержался, сам не знаю как.

Скрипач сидел между ними на корточках и участливо гладил по коленям то одного, то другого. Ит заметил, что Скрипач, похоже, в их отсутствие плакал, но сейчас он уже улыбался, а выяснить причину слез не представлялось возможным. Позже снова пришел безучастно-приветливый человек, принес еду. Разговор с ним дальше «спасибо» и «пожалуйста» не продвинулся, но ни Ри, ни Ит говорить не о чем не хотели и, наскоро поев, сразу легли спать. Уже засыпая, Ит вдруг подумал, что спать на полу совсем не так уж плохо. По крайней мере, гораздо лучше, чем сидеть на стуле десять часов кряду.

…А потом было еще несколько дней, заполненных все теми же вопросами. Ит думал, что это все, наверное, никогда не кончится. Они с Ри перестали разговаривать друг с другом, настолько сильной и изматывающей оказалась усталость. Нет, их не били, никто на них не кричал, но постоянное давление словно разъедало душу, как разъедает металл крепкая кислота.

Но, наконец, настал день, когда вместо очередной пытки вопросами их, всех троих, отвели в другое помещение, большего размера, заполненное людьми. Явно военными. И впервые за все время они увидели Таенна, Мориса и Леона.