что может они не по основной дороге едут, вот выедут на основную дорогу, тогда и люди им встречаться будут. Заночевали у подножия очередной горы, снова сварив на ужин себе похлёбку. Стишин лежит, сон не идёт ему, и тут понял он, что его так насторожило. Мало, что ни одного человека не встретили, так и птиц в небе он не видел. А уж сколько Стишин в походах был, несчесть, и всегда вокруг них были пернатые попутчики. Так и заснул, весь в думах. Утром они встали, Стишин и сказал Пиму, что очень странно, что птиц нигде не видно. Тот грустно покачал головой, говорит, что он это в первый день ещё заметил, да не стал говорить. Стишин достал из ножен свой меч, проверил его, и они снова поехали. И третий день они никого не встретили. И в четвёртый день ехали, словно они одни на всём белом свете. К концу четвёртого дня выехали они на широкое поле, в конце которого, у самого горизонта виднелись две горы, словно зубы, торчащие среди тёмного леса. И Стишин понял, почему их называют перевёрнутыми. У подножия их они были тоньше, чем у самой вершины. Подивился он на такую невидаль, сказал Пиму, что больно ненадёжно стоят они, а как сотрясёт землю, так они сразу скатятся. Пим согласился, какие-то они неправильные, будто их кто-то поднял, а потом поставил кверху тормашками. Зато с пути не сбились, туда, куда надо доехали. Решили они тут же заночевать, а уж утром ехать к перевёрнутым горам. Обычно они вечером сидели, байки друг другу травили, а тут, словно грусть на обоих напала. Сидят у костра молча, похлёбку молча едят, и тревога подступила к их душам, но друг другу не сознаются. С утра встали, собрались и поехали через поле. Доехали они до перевёрнутых гор, когда солнце было в самом зените. Они взмокли оба, Стишин скинул свой кафтан, и Пим рубаху снял, да на плечи свои накинул. Когда они подъехали к горам близко, то увидели, что у обеих гор общее основание, и между ними трещина широкая, вот по этой трещине дорога и уходит дальше, петляет, конца ей не видно. Хотели они объехать горы, да болота кругом непроходимые, да чаща такая, что глаза на ветке не мудрено оставить. Делать нечего, думай не думай, а ехать придётся через ущелье. Стишин прислушался, а из расщелины этой, словно вздохи какие-то доносятся, и будто ползает кто по камням, песок и мелкие камушки вниз сыплются. Заехали они в расщелину, а там полумрак, всё затянуто ветками колючими, между ними паутина поблескивает. И каждый их шаг, каждый скрип колеса, эхом прокатывается от стены до стены и вдаль уносится. Проехали они немного вперёд, и лошадь под Стишином на дыбы встала. Впереди, у правой стены, два скелета человеческие сидят с пробитыми черепами, и рёбра у них вывернуты наизнанку, а рядом с ними большая груда костей, тоже человеческих. Хоть Стишин на своём веку и много смертей повидал, да только волосы у него на голове зашевелились, неспокойно стало ему. Лошадь свою он успокоил, а сам наоборот, весь напрягся, рука сама потянулась к мечу. Пим говорит ему: « Скелеты эти, может, тут уже сто лет лежат, вон, даже одежды на них не осталось! И того, кто их убил, тоже, поди, уже много лет, как нет». Стишин согласился, может уже и нет. Едут дальше, а на дороге какой-то серый пух начал попадаться. И чем дальше они продвигались, становилось его всё больше и больше. Стишин к пуху этому приглядывался, приглядывался, но никак понять не может, что это. Потом не выдержал, остановил лошадь, слез с неё и поднял небольшой клочок этого пуха. Понюхал, в руках повертел, протянул Пиму, тот тоже не знает, откуда и что это, и на что это похоже. И вдруг видит Стишин, как из-за поворота, высоко над землёй по краю каменной трещины, как будто кто палец длинный высунул. Потом ещё один, и замер. Стишин тоже замер. Меч из ножен достал. Сделал шаг вперёд и перед лошадью встал, чтобы защитить её, в случае какой неожиданности. Вслед за пальцами голова вылезла, а затем и всё туловище. По стене полз огромный паук, в целый локоть длиной, и это кроме его длинных лап, которые каждая тоже с локоть были. Локоть, Оля, если ты не помнишь, то это сорок пять сантиметров. И ползёт этот паук кверху, на них не обращает внимания. Чёрный такой, а на спине пять пар белых точек. Чтоб ты знала, Оля, по описанию очень похож на золотопряда. Его самки плетут паутину с золотым отливом, почему он и получил такое название. Но, конечно, пауков таких размеров в лесу не встретишь, они не больше десяти сантиметров бывают. Но это так, отступление. Так вот, ползёт этот паучище по отвесной скале наверх, и на людей не обращает внимание. Стишин выдохнул облегчённо, сел обратно на лошадь и они поехали дальше. Им ещё с десятка два попадались на пути таких больших пауков. Доехали они до входа в пещеру, дорога вела внутрь её, и далеко вдали там виден был свет от выхода из неё. Стишин слез с лошади, подобрал толстую ветку, обмотал её серым пухом, туго привязав его к палке, хотел зажечь его, да что-то остановило его. Он взял лошадь под уздцы и, перекрестясь, пошёл внутрь пещеры, как и вела их дорога. Пим тоже слез с телеги, и тоже зашагал рядом с лошадью. С тёмного свода пещеры на них капала вода, под ногами тоже была вода. Холодно и сыро. Стены блестели чёрным обсидианом, кое-где вспыхивали золотом вкрапления, некоторые были размером с большую мушку. Только прошли они половину пути по пещере, как на телегу сверху что-то спрыгнуло, покатилось по мешкам и накинулось на Пима. От неожиданности он закричал и повалился на землю. Стишин, резко обернувшись, увидел, как огромный паук с длинным телом, размером с человека, впился передними парами лап в шею и спину Пима, страшная пасть паука была раскрыта, из неё торчали острые, как иглы, зубы. Стишин одним взмахом отрубил голову твари, и тут же на него посыпали десятки таких пауков. Но острый меч его прошёл с ним не одно сражение, и как управляться с неприятелем, Стишин знал. Пим, который уже поднялся с пола, достал нож и тоже начал кромсать отвратительных тварей, и липкая зловонная жидкость разлеталась во все стороны, и от неё слипались