Ювелир взял ожерелье с витрины, где оно покоилось на бархате, и защелкнул замок на шее Люси. Впоследствии она подумала, что, возможно, он принял ее за несколько эксцентричную наследницу, разгуливающую в поношенных платьях. Когда он осторожно повернул ее к зеркалу и она увидела себя в полный рост с сапфирами, обвивавшими ее длинную шею, у нее захватило дух. Благодаря какой-то удивительной игре света или в результате странной метаморфозы глаза у нее сделались синие, под стать сапфирам, и сияли таким же необычным синим огнем. Мягко очерченные розовые губы — а рот ее никак нельзя было назвать маленьким — слегка приоткрылись от изумления, обнажив безукоризненно ровные, словно жемчуг, зубы.

— Вам всегда нужно носить сапфиры, — тихо проговорил ей на ухо ювелир. — Они вас просто преображают… и жемчуг. Жемчуг вам будет очень к лицу.

Позади них открылась дверь, и голос, в котором звучало некоторое нетерпение, словно извиняясь, произнес:

— Простите за вторжение, но у меня мало времени…

— Конечно, конечно, — заспешил ювелир, перенося всю свою учтивость с Люси на незнакомца. — Я займусь вами через минуту… Буду весь к вашим услугам.

Он снял ожерелье с шеи Люси и снова поместил его в витрину, а незнакомец, который к этому времени уже, наверное, выбрал булавку для галстука, перевел на Люси холодный взгляд. Такой холодный, что Люси снова впала в полное замешательство. Она вдруг почувствовала себя растерявшимся пловцом, который испугался бесконечной глубины бездны, что под ним, и захлебнулся водой, и уже не может сделать ни одного гребка.

Люси заставила себя что-то сказать ювелиру, поблагодарила за то, что он разрешил ей примерить ожерелье, и, борясь со смущением, какого никогда еще не испытывала, повернулась к молодому помощнику ювелира, терпеливо ждавшему, пока она спрячет в отделение своей вместительной сумочки две тысячи хрустящих банкнотов. Она отрывисто поблагодарила и его. Молодой человек проверил замок ее сумочки, убедился в его исправности, а пожилой ювелир предложил вызвать для нее такси.

— О нет, нет! — заторопилась Люси. — Я пойду пешком.

— Но с такими деньгами?..

— Я возьму такси, если захочу, — сказала она, задыхаясь.

Оба джентльмена с поклонами проводили ее до выхода из магазина, молодой помощник шагал впереди, чтобы открыть ей дверь, а пожилой ювелир низко кланялся, пока она не переступила порог.

За всей этой церемонией наблюдал стоявший в стороне незнакомец, прервавший беседу Люси с пожилым ювелиром, а другой покупатель, довольно вульгарного вида, в кричащем костюме, с цветком в петлице, объяснявший, что хочет купить подарок для леди, тоже не сводил с них глаз.

Выйдя из магазина, Люси почувствовала себя так, будто она летит по воздуху. Впервые в жизни при ней была огромная сумма денег, правда, не ее собственных, но лежавших в ее сумочке, и впервые в жизни мужчина так смотрел на нее, что она, наверно, никогда не сможет его забыть.

Люси не могла сказать, что он смотрел на нее с восхищением, не могла даже утверждать, что в его взгляде был какой-то особый интерес. Он просто смотрел на нее, а она в это время словно таяла и испытывала глубокое, ни с чем не сравнимое замешательство и неуверенность. И когда она запихивала трясущимися руками деньги в сумочку, и когда выходила из магазина, она знала, ощущала затылком, что незнакомец следит за каждым ее движением.

Она шла, не отдавая себе отчета куда и зачем, и единственное, что она делала сознательно, — это крепко прижимала сумочку к груди, чтобы никто не мог ее отобрать.

«Кто он? Кто? — спрашивала она себя. — И почему он так на меня смотрел?»

Мимо медленно ползло такси, и в голове у нее пронеслась мысль, что, пожалуй, ей следует его остановить. Она оглянулась, надеясь увидеть другое такси, которое, может быть, следует за первым, и вдруг кто-то крепко схватил ее за руку и увлек в боковую улочку.

— Идите, идите! — приказал чей-то голос ей в самое ухо — грубый, скрипучий голос. В ноздри ударил отвратительный запах чеснока и дешевого табака. Люси попыталась вырваться, но ледяной голос предупредил: — Только попробуй устроить сцену, сестричка, тебе же будет хуже! Один звук, и эта штука, — ее ткнули чем-то под ребра, — позаботится о том, чтобы этот звук был последним. Так что будь умницей и иди, словно ничего не происходит. Улица тихая, но в любую минуту появится кэб, и мы в него усядемся.

Но уселся грабитель не в кэб, а, получив неожиданный удар, очутился в сточной канаве; Люси же остановилась и, замерев, смотрела, как изящные, но поразительно сильные руки извлекли нападавшего из канавы, поставили к стене и тут же снова отправили в канаву с разбитой челюстью и выпученными глазами. Человек, настолько занимавший мысли Люси, что она угодила в это происшествие, которое вполне могло закончиться не столь благополучно, приказал негодяю немедленно убраться, и тот уполз, не проронив ни звука. После этого Люси почувствовала, что ее во второй раз крепко взяли за руку, и не прошло и нескольких минут, как ее властно препроводили обратно на оживленную улицу; тут же было остановлено такси, незнакомец усадил ее в него и сам сел рядом.

— Куда? — спросил он кратко, цедя слова сквозь зубы.

— Элисон-Гарденс, 24, — ответила она.

Незнакомец сказал адрес водителю, откинулся на спинку сиденья и задал ей еще один короткий вопрос:

— Надеюсь, сумка ваша цела? — Он взглянул на ее сумочку, словно она была сделана не из безобидной кожи, а представляла собой что-то отвратительное, что ему крайне не нравилось. — Полагаю, вы понимаете, что весьма неразумно разгуливать по Лондону с такими деньгами и не знать толком, куда идешь?

Люси глубоко вздохнула и вдруг почувствовала, что ее трясет. Она сознавала, что ее спасли от чего-то ужасного… И своим спасением она обязана этому незнакомцу из ювелирного салона. Конечно, если бы он не смутил ее там, с ней вообще бы ничего не случилось — она разрешила бы ювелиру вызвать такси.

Люси была обескуражена и собственной глупостью, и тем, что с ней только что произошло.

— Да нет, я вовсе не разгуливала, не зная, куда иду, — сделала она слабую попытку разуверить его.

— Рад слышать, — заметил незнакомец.

— Но утро такое чудесное, и у меня в руках никогда не было таких денег сразу! Никогда прежде…

— Значит, это ваши деньги?

— Нет, нет. Они принадлежат моей хозяйке, графине Ардратской.

— Понятно, — протянул он, поудобнее и более непринужденно устраиваясь на сиденье, и принялся рассматривать прохожих.

Люси стало не по себе. Глядя на его сильный квадратный подбородок и плотно сжатые губы, она испугалась, что он рассердился. «Красивым его не назовешь, — думала она, — слишком узкое лицо, хмурые глаза, но эти потрясающие ресницы, такие странные для мужчины, и руки — красивые, хорошо ухоженные руки».

Он был безукоризненно одет — это она заметила еще в салоне, и каждая деталь его костюма говорила о взыскательном вкусе. Волосы красиво подстрижены, лицо тщательно выбрито. Вокруг него витал слабый аромат дорогих сигарет и лосьона. Люси решила, что ему должно быть около тридцати или слегка за тридцать. Вдруг она спохватилась: